Краски жизни - стр. 2
Автобус вновь громко скрипнул тормозами или только это шаркнули по асфальту шины всех четырех колес, когда он, сойдя с места, повез оставшихся людей к назначенной цели, теперь не поворачивая, не виляя, только вперед. И женщина тотчас, в такт тому движению, глухо вздохнула и закрыла глаза, точно стараясь наставшей тьмой разграничить свое счастливое, звонкое прошлое с безучастным серым настоящим.
Как оказалось мгновенно перечеркнутым словами врача: «Извините, мы не смогли его спасти, сердце остановилось!»
Подобный плач шин, что на протяжении пути от работы домой издавал сегодня этот автобус, и в прошлый раз, тот самый, когда размежевали счастье и горе, оборвал жизнь ее любимого Алексея.
А Зоя, пожалуй, только после потери своего Лёшки, похоронив его и принявшись жить вне его, осознала, как много он значил в ее жизни, оценив силу своей к нему любви…
Любви… на протяжении всех четырех лет без него связанной с сильнейшей душевной болью, изматывающе-тоскливой.
Весь первый год после ухода мужа, с которым прожили двадцать лет и вырастили сына да дочь, Зоя пыталась жить, точнее лишь выжить, не сломаться, не уйти следом. Вначале, спасая себя от тех моральных страданий, женщина старалась не думать об окончательном уходе из ее жизни любимого человека, сокрытым под двухметровым слоем земли. Впрочем, это удавалось делать только днем, когда работа, хлопоты по хозяйству отвлекали от воспоминаний. Однако вечерами и особенно одиноко-холодными ночами, когда боль от потери возвращала Зою в настоящий момент времени, указывая на ее вдовство в пустой кровати, сбивался настрой движения, и, тугая хватка сиротливости сдавливала горло, будто пытаясь задушить изнутри.
И тогда женщина выходила из своего одноэтажного, просторного, построенного заботливыми руками супруга, дома во двор, не менее ухоженный и в большинстве своем поросший низкими яблонями, с негустыми округлыми и пониклыми кронами, в начале сентябре покрывающихся сочными, ароматно-пряными с пурпуровым румянцем плодами. Деревья о ту пору легонечко шевелили ветвями, словно кланяясь хозяйке, чуть слышно поскрипывала стальными цепями покачивая на себе лавку-диван деревянная качель и несильно шуршал пожухлой листвой на земле, слегка ее встряхивая, малозаметный ветер. А Зоя так, чтобы не было слышно спящим в доме детям, затыкала рот полотенцем, и, подняв голову, глядя в густое собственной мглой небо, кричала. Тугой, тянущийся вой тогда не мог просочиться сквозь заткнутый рот наружу и тем самым напугать живущих, он лишь выливался из рвущейся на части души вверх, туда в самый простор космоса, покачивающего в своих пухлых покрывалах круглую, ровно мяч планету, и таким образом снимал хотя бы до утра боль женщины.