Красивые вещи - стр. 55
– Собираюсь тебя кое-чем угостить.
Вот так возник новый ритуал времяпрепровождения после школы. Два-три раза в неделю мы добирались на автобусе до дома Бенни, брали на кухне еду, проходили через черный ход и оказывались на заднем крыльце, выходившем на лужайку. Вернее говоря, лужайка тут была летом, а в это время года тут простиралось большое снежное поле. Мы шли по снегу, ступая в следы, оставленные нами раньше, и наконец доходили до домика смотрителя, таившегося на самом краю поместья. Мы входили, и Бенни закуривал косяк. Потом мы лежали на старом грязном диване, обитом узорчатой парчой, курили и болтали.
Мне нравилось опьянение от травки. Руки и ноги становились тяжелыми, а голова – легкой. Это была полная противоположность тому, как я чувствовала себя обычно. Особенно мне нравилось это ощущение рядом с Бенни. Между нами словно бы исчезали границы. Мы ложились на противоположных краях дивана, а наши ноги переплетались в его центре, и казалось, будто бы мы части единого организма: мое сердце бьется в унисон с сердцем Бенни, и там, где наши тела соприкасаются, от него ко мне переходит энергия, и наоборот. Жаль, я не могу вспомнить, о чем мы говорили, потому что в то время казалось, что мы обсуждаем что-то невероятно важное, а на самом деле это была глупая болтовня обкуренных подростков. Мы жаловались друг дружке на учителей, говорили о существовании НЛО, о жизни после смерти, о трупах, лежащих на дне озера Тахо.
Помню, мне казалось, что в той комнате словно бы рождалось нечто особенное – наши отношения запутывались и искажались, так странно. Ведь мы были просто друзьями, верно? Тогда почему мне порой, глядя на лицо Бенни, озаренное боковым предвечерним светом, хотелось лизнуть веснушки на его скуле, чтобы попробовать, какие они на вкус – не соленые ли? Почему прикосновение его ноги к моей ощущалось немым вопросом, на который он ждал от меня ответа? Порой я вдруг резко выныривала из опьяняющего забытья и осознавала, что мы уже несколько минут подряд молчим. В эти мгновения, когда я смотрела на Бенни, я видела, что он разглядывает меня из-под длинных ресниц. Тогда, осознав, что его поймали на этом, он смущался и сразу отводил взгляд.
Только один раз за это время, еще в первые недели посещения домика смотрителя, мы встретились с матерью Бенни. Однажды, ближе к вечеру, когда мы шли через холл к кухне, свинцовую тишину огромного дома пронзил голос:
– Бенни? Ты здесь?
Бенни резко остановился и уставился в одну точку на стене, рядом с портретом Элизабет Либлинг. Его взгляд стал озабоченным.