Крамола. Доля - стр. 72

– Сгубили народ православный. Тысячу лет жила душа – и в один год пропала. Сгубили.

Экзекуцию совершали солдаты. Они грели розги над огнем, чтобы распаривались и не ломались мороженные, и пороли. Мужики кряхтели, терпели, а потом, одеваясь и глядя в землю, просили:

– Уж прости нас, Михаил Иванович, спасибо, что ума вставил.

Митя же Мамухин прикорнул у себя в санях и оказался последним. Когда дошел черед, солдаты уже притомились, да и имущество в костре догорало. Похлестали его кое-как, и полковник рукой махнул: дескать, хватит ему. Экзекуторы потолкали Митю – не встает.

– Вы что же, подлецы, насмерть его забили? – рассердился барин Михаил Иванович.

– Да вроде дышит, ваше высокоблагородие, – растерялись палачи.

Прислушались – а он спит, да еще похрапывает в обе норки. Солдаты засмеялись, растолкали его, встряхнули, и тут Мамухин вскочил, дико на всех посмотрел, потом вдруг плюнул в сторону барина, заругался и закричал:

– Смерть эсплататарам! Долой власть помещиков и капиталистов!

Народ, уже выпоротый, одетый и повеселевший, и слова не мог сказать от неожиданности. Полковник Березин велел вновь уложить Мамухина и всыпать уже как следует. Минут двадцать солдаты махали розгами – даже вспотели. Митя же Мамухин, встав, снова плюнул на печь.

– Не долго вам на тронах восседать! Грядет ваш смертный час!

Березинские сгрудились вокруг места экзекуции и застыли в изумлении: обликом-то вроде Митя, а по глазам и характеру совсем другой человек.

– Дак он, мужики, рехнулся! – догадался кто-то. – Вся ихняя семейка полудурки. А он вот чистый дурак сделался.

Митю в третий раз уложили. И теперь солдаты пороли так, что в одних гимнастерках на морозе остались. Бабы его уж жалеть стали:

– Батюшко Михаил Иванович! Да уж отпусти его, не забивай. Эвон не в себе он! Дак чего ненормального-то учить? Ужо пожалей!

Отпустили Мамухина из-под розог, но он вскочил на стул – босой, в исподнем – и к народу обратился:

– Что же вы терпите узурпаторов, люди?! Мы – не рабы! Доколе еще ходить будете в ярме и кланяться врагу трудового крестьянства? Или мало пролили крови и пота за царскую власть?

И дальше понес в таком же духе. Березинские только рты разинули и совсем окостенели на морозе. Полковник же спустился на землю и сел на стул рядом с митингующим Митей Мамухиным. Некоторые потом говорили, будто он плакал и от слез вся борода обмерзла. Когда речь Митина иссякла, а народ даже не шелохнулся и голоса не подал, Мамухин разгневался, столкнул барина со стула и сам тут лег.

– До смерти порите! – крикнул он солдатам. – Лучше смерть, чем с таким народом жить!