Кракен - стр. 69
– Вы сказали оставить его в покое, – говорила она.
– А теперь я говорю вскрыть эту фиговину, – ответил Бэрон, и через полчаса, после треска и аккуратного расшатывания, банка на столе между ними развалилась на две части. Человек, который был внутри, почти сохранил свою цилиндрически ограниченную форму. Углы его тела, положение рук – все выглядело так, будто он все еще прижимается к стеклу.
– Вот, – сказала Харрис. Показала лазерной указкой. Человек уставился на нее пристальным взглядом утопленника. – Как я и говорила, – сказала она. Показала на горловину банки: – Он никак не мог туда попасть.
Оперативники ОПФС переглянулись.
– Мы предположили, вдруг ты передумала, – сказал Бэрон.
– Это вряд ли. Он не мог там оказаться, если только его не поместили туда при рождении и не оставили там расти. И это, учитывая наличие нескольких татуировок плюс другие очевидные причины, связанные с невозможностью, – вряд ли.
– Ладно, – сказал Бэрон. – Сейчас нас заботит не это. Правильно, дамы и господа? Что мы знаем о методах наших подозреваемых? Наблюдаем ли мы их почерк? Сейчас наш вопрос – Госс и Сабби.
Госс и Сабби. Госс и Сабби!
Коллингсвуд не сомневалась, что права. Андерс Хупер был хорошим оригамистом, но главная причина, почему к нему обратились, – он новенький, молодой и не узнал нанимателя.
Конечно, не моложе ее, но, как сказал Варди со строгим одобрением, «Коллингсвуд не считается». Может, ее изыскания и были неортодоксальными, а обучение – пунктирным, но она всерьез относилась к знаниям о мире, в котором теперь функционировала. Она читала историю в хаотическом порядке, но читала. Как же она могла не знать о Госсе и Сабби?
Печально известный паб-кроул «Козлов из Сохо» с Кроули, закончившийся четверным убийством, от воспоминаний о снимках которого Коллингсвуд до сих пор закрывала глаза. Расчленение Сингеров, пока Лондон еще пытался оправиться после Великого пожара. Уокеры на Фейс-роуд в 1812 году – тоже Госс и Сабби. Кто же еще. Госс, Царь мерзавцев и убийц – этим титулом его нарек цыганский интеллектуал, весьма осмотрительно пожелавший остаться неизвестным. Сабби, о котором, как пить дать, была поэма Маргарет Кавендиш[21] о «дите из мяса и вражды».
Госс и долбаный Сабби. Ловко скользящие по истории Альбиона, пропадающие на десять, тридцать, сто благословенных лет, только чтобы вернуться – «всем добрый вечер», – подмигнуть с огоньком в социопатичных глазах и учинить какие-нибудь ад и погибель по найму.
О Госсе и Сабби не было никакой конкретики. Попытайся раздобыть информацию, что конкретно у них за фишки – которые Коллингсвуд про себя все еще называла суперсилами, – и узнаешь только то, что Госс –