Кракен - стр. 60

– Вы расскажете, что все это значит? – Билли поискал глазами выходы. – Все, чего я вчера добился от Дейна…

– Вчера был неудачный день, – сказал священник. – Надеюсь, вы чувствуете себя лучше. Как спалось? – Он потер руки.

– Что вы мне подмешали?

– Чернила. Разумеется.

– Вранье. От чернил кальмара не бывает видений. Это какая-то кислота или…

– Это чернила, – сказал священник. – Что вы видели? Если вы что-то видели, то только благодаря себе. Простите за такое грубое погружение. У нас действительно не было выбора. Время не на нашей стороне.

– Но зачем?

– Потому что вам нужно знать. – Священник буравил взглядом. – Вам нужно видеть. Вам нужно знать, что происходит. Мы не даровали видений, Билли. То, что вы видели, пришло от вас самого. Вы видите яснее других.

Священник подошел ближе к картине.

– Как я сказал, Брак, – продолжил он, – 1980-й. Бертран Юбер – единственный в истории тевтекс-француз – брал его в море. Они провели в Бискайском заливе четыре дня. Юбер исполнил определенный ритуал, о котором, к сожалению, не сохранилось записей, и поднял из глубин маленького божка. Должно быть, Юбер действительно обладал могуществом. Он единственный после Стинстрапа, кто был способен вызвать не только образы. Но и крупную… рыбу. И божонок ждал, пока Брак его зарисовывал, чуть ли не падая в обморок от восторга – и чуть ли не падая за борт. Спрут ушел под воду, взмахнув охотничьим щупальцем, – как выразился Брак, «exactement comme un garcon qui dit «au revoir» aux amis»[17]. – Священник улыбнулся: – Дурачок. Ни малейшего понимания. Отнюдь не «comme», ничего подобного. Прозвучит странно, но Брак сказал, что начал мыслить углами благодаря «извивности» увиденного в тот день. Он говорил, ни одна дуга не передаст тех извивов, что он видел.

Кубизм как неудача. Билли перешел к другой картине. Эта уже традиционно репрезентативная – толстый расплющенный гигантский кальмар, тлеющий на камне в окружении ног в сапогах. Быстрые, курчавые мазки.

– Зачем вы меня подпоили?

– Это Ренуар. Вон там – Констебль. Достинстраповская – так мы зовем эту антраментальную эпоху. До того, как мы вышли из чернильного облака. – Работы вокруг Билли вдруг стали похожи на Мане. На Пиранези, Бэйкона, Брейгелей, Кало.

– Меня зовут Мур, – сказал священник. – Я очень сожалею о том, что случилось с вашим другом. Я бы искренне хотел это предотвратить.

– Я даже не знаю, что случилось, – сказал Билли. – Я не понял, что тот человек… – Он сглотнул слова. Мур прочистил горло. За стеклом в тяжелой витрине была плоская поверхность, сланцеватая плита. Где-то квадратный метр серо-бурого камня. В красных пятнах цвета засохшей крови, под очертаниями наблюдающих человеческих фигурок, там был исполнен рисунок торпеды органическими линиями и угольными чернилами; сонм спиральных хлыстов; круглое черное око.