Ковент-Гарден - стр. 1

Наименьшие потери

1.

Шарик соскользнул с медного обода и с треском заскакал по ячейкам. Анна поспешно отвела взгляд, зная, что предугадать, где он остановится, все равно невозможно, но успела заметить, что попадает он преимущественно в красные.

– Двадцать шесть, черное, – крупье поместила стеклянную метку на клетку в том ряду, на границе которого лежали её две фишки, и поставила рядом стопку втрое больше. За её спиной кто-то одобрительно ухнул и даже раздались аплодисменты.

*      *      *

Она слонялась по бульвару и пришла на терминал, когда вся очередь уже переместилась от окошек регистрации к турникетам у прохода на посадку. На пароме Анна сразу ушла на корму, села на скамейку, бросив рядом сумку. Серая вода шла рябью. Хельсинки провожал их дождем.

На корму выходили двери и окна какого-то из корабельных баров. Он был полон – то ли пассажиры собрались посмотреть отплытие, то ли отметить его, то ли это было обычным времяпрепровождением, и бар никогда не пустовал. Анну поразило то, как, едва взойдя на борт, все немедленно бросились развлекаться. Когда она сунула нос на прогулочную палубу (или променад, как было отмечено в плане судна), та уже кишела народом – люди листали меню в ресторанах, перебирали сувениры и вешалки с одеждой в лавках, пространство наполнял многоязычный гвалт, звон вилок и грохот жетонов в игровых автоматах.

Дверь в бар то и дело распахивалась, выпуская вместе с курильщиками тепло и веселый гомон, и Анна почувствовала отвращение к этой беззаботности. Она одернула себя – они не виноваты, да и никто не виноват в том, что она делает. Анна всегда винила себя, и те, кто знал её, более всего ценили в ней это качество.

Прямоугольная гавань удалялась, рассеченная широкой пенной дорожкой. Капли стучали по перилам, и ветер то и дело забрасывал их на палубу, норовя попасть в девушку. Путешествие началось, хочет она того или нет.

Свою каюту она нашла не сразу – на самую нижнюю, вторую палубу спускался всего один лифт. Третья и четвертая были заняты автомобилями, а её уровень, по самым лучшим предположениям, находился где-то в районе ватерлинии.

Каюта была очень просторная и темная. Утопленные в разных углах потолка круглые лампы даже в сумме давали не слишком яркий желтый свет, который, тем не менее, позволял читать. Она опустилась на единственную откинутую и застеленную койку, развернула программу круиза, которую сунули ей в руки вместе с посадочным талоном. Ансамбль африканской песни выступит на главной палубе, а затем – в ночном клубе. До этого будет шоу воздушных гимнастов. Анна положила буклет. Нет ей дела ни до африканских песен, ни до акробатических трюков, ни до того, что это краткое морское путешествие – круиз. Просто она сказала, что боится летать, и ей пошли навстречу.

Анна не знала, боится ли она летать на самом деле. Она никогда никуда не летала.

Сначала, понятно, был порыв просидеть безвылазно в каюте до самого Стокгольма. Анна тут же заклеймила его как показушный. Разыгрывать комедию (а точнее – трагедию) все равно не перед кем. Если она останется, мысли о завтрашнем дне задушат её за шестнадцать часов плавания. Лучше поскорее подняться наверх – к людям, к шуму, к жизни. К тому же, не мешало бы пообедать.

Она сделала полтора круга по прогулочной палубе, останавливаясь у всех заведений, разглядывая меню на четырех языках и прикидывая расходы. Два ресторана грозились вычерпать все финансовые ресурсы, в баре только наливали, кафе могло предложить лишь закуски и десерты, а закусочная – пиццу и бургеры. Анна заглянула и в ночной клуб, заявленный также как казино. Он еще не начал работу, здесь было малолюдно, по танцполу и между столиками бегали дети. Весь первый этаж клуба был уставлен слот-машинами и детскими игровыми автоматами. «Странные у них представления о казино…». Только потом она заметила в углу три зачехленных до поры стола.

Анна ещё раз проверила кошелек, хотя точно знала, что там сорок четыре евро купюрами по десять и монетами по два, после чего решительно повернула к кафе. Выбрала салат с креветками, ягодное пирожное и кофе и отнесла свои тарелки к самому удобному столику у окна. Оказывается, она успела проголодаться, и салат проглотила, даже толком не распробовав. А вот пирожное оказалось вкусным и кофе, который она сама налила себе из кофе-машины – тоже. За толстым стеклом иллюминатора рябила темная поверхность моря, и в узкой полоске чистого неба над самым горизонтом, скупо разлив лучи по воде, в первый и последний раз за день показалось оранжевое солнце