Ковен тысячи костей - стр. 31
Я узнала ее еще до того, как услышала и увидела. Диего был прав: разорванный ковенант вовсе не означает разорванную связь. Синяя ленточка, связавшая наши руки в машине Коула по пути из Нового Орлеана в Берлингтон, положила начало не только клятве, но и семье. А, как известно, нет ничего крепче семейных уз.
– Одри, помоги!
Толчок неведомой силы вытолкнул меня в реальность. Я жадно схватила ртом воздух, будто все это время обходилась без него, и распахнула глаза, взирая на Коула. Тот сидел надо мной, удерживая двумя руками на своих коленях, укачивая, как ребенка. Белее простыни, он походил на привидение, но все, о чем я могла думать, – это кованая решетка и желтые глаза, смотрящие сквозь прутья на мир, глухой к мольбам и отвернувшийся от нее.
«Ты слышишь… Наконец-то ты слышишь!».
– Одри? – встревоженно позвал меня Коул, убирая большим пальцем локон волос с моего лица, залитого лихорадочным потом. – Господи, ты напугала меня! Твои глаза… Зрачков и радужки не было – сплошь белок. Я подумал… – Он поежился, отгоняя прочь страшные мысли. – Что произошло? Я нашел тебя на полу…
– Зои, – прошептала я, не замечая, как впиваюсь ногтями в собственные ладони: кровь побежала по вырезанному на паркете кругу, как она бежала по снегу где-то в там, в далеком туманном лесу; как она бежала по чугунной решетке, запертой на три замка и душащей всякую магию, пока та не пробилась тараном спустя столько месяцев. – Коул… Зои умирает!
II. Железная дева
Луизиана всегда была знойной и душной, с клочками тумана между деревьями и топкими болотами. В декабре она тоже встретила нас крайне приветливо, особенно после берлингтонской стужи: мягкая солнечная погода с двадцатью градусами по Цельсию. Руки больше не мерзли, а изо рта не валил пар. Меховая дубленка уступила место облезлому пальто Коула, которому уже давно было пора на помойку. Оно дарило мне чувство защищенности, словно это был бронежилет, а не обычная шерсть с катышками. Тюльпана, пользуясь шансом, уже нацепила солнечные очки, щеголяя в ажурном платье. Она совсем не стеснялась внимания прохожих, бросающих красноречивые взгляды на ее стройные ноги в рваных чулках.
Сколько бы раз я ни бывала в этом городе, здесь всегда играл джаз – и днем, и ночью он не смолкал, собирая горожан, путешественников и заядлых пьянчуг у салунов и кабаков. Все улицы мерцали, увешанные гирляндами, а у каждого молла росла наряженная ель: расставленные по всему городу, эти священные деревья с укором напоминали мне, что я снова покинула Шамплейн накануне важного праздника.