Ковчег - стр. 9
Через неделю он дождался. Через неделю он и разлюбил войну.
– Ой, война-война, будь она проклята… – пропела из открытого окошка невидимая тетенька под бряканье кастрюльных крышек. – А что это за имя-то за такое: Физа? Какое-то не наше.
– Наше, наше, только басурманское оно. У меня золовку так зовут. Хорошая девочка, смешная такая, все время всем рассказывает, как ее имя переводится. Физа – значит серебро или серебряная монетка. Правда, красиво? Тебя вот как зовут?
– Тома. Ну, Тамара, в смысле…
– Знаешь, как переводится?
– Не, не знала никогда.
– А эти – знают все.
– Физа – серебро. Надо же…
– Ой, бедная она, бедная. Воевала, оказывается. Инвалидность-то получила не за завод, а за войну. Куда ты столько луку сыплешь?
– А сколько надо?
– Половину – в самый раз!
– Так чо там Физа?
– Физа, Физа… Пенсия тебе – не фронтовой паек и не зарплата, а кушать каждый день хочется. Только солдатики ее и кормили. Сама все отливала, формовала, отделывала. «Уралмаш» на дому устроила, понимаешь ли. Сталевар! Представляешь, тигли настоящие себе завела, сплавы готовила, формы сама делала.
– Хорошие солдатики получались?
– Кривые-косые, как нет-то? Но народ покупал.
– И куда она подевалась?
Пашка напряг весь свой слух. На минутку конечно же стало неловко. Понимал ведь, что подслушивать нехорошо, но узнать о случившемся было необходимо. Он почувствовал свое законное право на это знание и поэтому слушал.
– В дурку увезли, там и отошла.
– Чо такое случилось-то?
– Ты вообще не в курсе, что ли? Дочка к ней с зятем приехали, богатые такие, чистые, с дорогими подарками. А зять-то – настоящий немец из ГеДеэР оказался. Так она же их выгнала к чертовой матери, понимаешь ли. А потом параличом ее сразу разбило, а она все орала чего-то про немецкую овчарку, бедная.
– И где это, интересно мне знать, наши дочери могут немцев себе найти?
– УПИ она у нее закончила, еще в Москве потом училась, понимаешь?
– И чо?
– Обмены там у них с Европой всякие, аспирантуры.
– Ничего себе. Кто теперь в этой комнате будет жить?
– Вот-вот-вот. Мы с тобой, как соседки, имеем самое полное прямое право! Тома, послушай меня, – забирай!
– Мне куда эта комната, я и так кое-как плачу.
– Тогда я заберу.
– Забирай себе на доброе здоровье… Ой, война-война… Надо же… – тихо ответила соседка Тамара.
На той скамейке Павлик ясно понял, что солдатиков он уже никогда не дождется. Ну и пусть. Их уже не хотелось. С тех пор он больше не играл в войну. Его загадочный средневековый замок под столом как-то просто и сразу превратился в обычную обувную коробку с игрушками.