Ковчег - стр. 28
Такое пробуждение не назовешь приятным. Чувство неосознанной тревоги, острое, как нож, полосовало по нервам, заставляя его окаменеть, слушая тишину…
«Капель…» – наконец осознал Рогман тот звук, что присутствовал в окружающей его тиши.
Где-то далеко, в сумрачных глубинах уровня капала вода.
От сердца отлегло.
Кап… Кап… Кап…
Он уже окончательно проснулся, но глаз не открывал. Тело задеревенело от неудобной позы и жесткой постели, но он не торопился подавать признаки жизни. Лежал и слушал, как затаившийся зверь, – не почудится ли реального, уже не относящегося к бредовому сновидению шороха, не скрипнет ли кусок пластика под неосторожной поступью… но в вязкой, осязаемой тишине продолжал звучать лишь монотонный звук срывающихся с неведомой высоты капель…
Он был блайтером, и этим сказано все. Само слово, что состояло из двух половин: «блай» – темнота и «тер» – ищущий, – звучало как проклятие. Ищущий-В-Темноте… Их было немного, рабов разного рода-племени, которые отличались от других несчастных лишь своей паранормальной способностью выживать там, куда этнамы и смотреть-то боялись. А именно – в Пустых Секторах.
Рогман широко открыл глаза. Его зрачки описали полукруг, обшаривая вечный сумрак уровня. В ладони правой руки приятной тяжестью угнездилась покрытая рифленой резиной рукоять, из которой начинался длинный, плоский, обоюдоострый клинок. Его металл отливал серо-голубым, как глаза самого Рогмана…
Законы этнамов, запрещающие оружие, действовали лишь там, где горел свет. Рогман зло скривил губу, словно отвечая такой мимикой на собственную мысль. Да, в Городе он автоматически становился клонгом, серой тенью… Послушным, униженным рабом, чье тело неизменно скрывает бесформенная хламида с глубоким капюшоном. Здесь же, в Пустых Секторах, действовали иные правила. На сумеречной, исковерканной равнине царили законы выживания, написанные кровью десятков несчастных, которых посылали сюда на сбор артефактов.
Насколько понимал Рогман, рабы его профессии существовали всегда, наверное, с тех незапамятных пор, когда падение Мрачных Богов превратило в руины огромный участок Мира.
Предания говорят, что это были воистину страшные времена, оттого, наверное, и исчезнувших Богов всякий называет по-разному, кто Падшими, а кто и Мрачными… Сам Рогман, будь ему дана воля решать, назвал бы их немного иначе – Яростными, ведь кому, как не Ищущему-В-Темноте, знать о том, что скрывают в себе вставшие на дыбы руины Мира. По его мнению, они источали именно ярость. Боги, уходя, сжали эту часть Мира в своем могучем кулаке и бросили под ноги неблагодарным выкормышам, дерзнувшим поднять на них руку, – нате, живите, самонадеянные твари!..