Коты и феи - стр. 25
Витьке восемнадцать исполнилось в январе. А потом пришла весна, и ждать до моего дня рождения — аж до августа! — не получилось.
Я ни до, ни после не была так счастлива, как в те сумасшедшие месяцы. Никогда. Разве что осознав, что у меня будет ребёнок. Крошечная копия моего любимого мужчины! Желательно, конечно, мальчик.
Дочери достался от него только цвет волос: светлый, почти белый. А так — один в один мама… И хорошо!
Узнав о моей беременности, Витька не то чтобы не обрадовался… Скорее, не совсем понял. Лёгкий он был, если можно так сказать. Мне кажется, согласился бы всегда жить вот так, как мы прожили тот первый учебный год: весело, не планируя ничего, кроме безусловно вечной любви, без проблем, без ответственности…
Он пропал летом. Просто исчез из моей жизни, и всё. Поскольку ничего подобного я не ожидала, перепугалась насмерть. Что он меня бросил — даже в голову не приходило. И потому через неделю, изведясь до паники и истерики, я побежала к нему домой.
Галина Петровна, будущая моя свекровь (как я наивно думала тогда) не пустила меня дальше коридора.
— Витя? А Витя уехал, — сообщила она, поджав губы. — Он уехал в Соединённые Штаты и не вернётся.
Пристально осмотрела меня, потерявшую дар речи. После осмотра её рот превратился в узенькую полосочку. Нет, я знала, что не особенно ей нравлюсь, но чтобы так…
Спокойный, равнодушный, слегка презрительный голос:
— Я в курсе, что ты, Соня, беременна. Нужно было лучше следить… за этим. Советую сделать аборт. Витя уехал учиться. Потом будет там работать. А ты ему всё равно не пара.
И меня, продолжавшую молчать, выставили за дверь.
Маринка родилась под Новый год, и мои родители были ей рады. А меня жалели, я это видела. И была благодарна: и за дочь, и за то, что не слышала от них ни одного дурного слова, ни обо мне, ни о Витьке. О нём, собственно, мы вообще никогда больше не говорили.
«Бог послал прелесть такую!» — как-то сказала мама, умилённо прижимая к себе внучку. Вряд ли, конечно, она имела в виду непорочное зачатие…
Но я-то точно знала: если в моей жизни и будет ещё одно зачатие, то только именно что непорочное. То есть — никакого не будет. Слишком больно это — любить… Не хочу!
Никогда больше.
***
Пять часов пополудни того же дня.
Посёлок Металлургов, коттедж господина Северова
Больной мужчина — зрелище не столько печальное, сколько пугающее. Особенно если этот мужчина молод, силён и болен едва ли не впервые в жизни. Видеть его в постели, средь бела дня, чуть не до носа замотанного шарфом, в ворохе одеял… Поверьте, ужасно! А уж если вы знакомы едва не с младенчества — так просто невыносимо! А уж странно-то как…