Коты Эрмитажа. Официальная новеллизация - стр. 4

Морис удивлённо разинул было рот, но тут же чуть заметно прищурился с неуловимой хитринкой в глазах.

– Нет-нет-нет, что ты, никогда в жизни! – заверил он.

– Тогда… может быть, мыши едят котов?! – испуганно спросил я и осторожно отодвинулся от Мориса.

– Э-э-э… только при самообороне. Да что ты заладил! Едят, не едят! – ответил Морис. – Коты и мыши… вообще лучшие друзья, – как-то неубедительно добавил он. – Но обещаю тебя не есть, чтобы ты точно не переживал на этот счёт. – Немного помолчав, Морис спросил: – Кстати, как тебя зовут?

– Не знаю… Мама не успела дать мне имя, – честно ответил я.

Морис понимающе закивал:

– А-а-а, так ты, значит, сирота! Ну что ж… – он обошёл меня, оглядывая с ног до головы. – Всё ясно. Ты рыжий кот…

Я осмотрел свои рыжие лапы и кивнул.

– А это значит… что я назову тебя Винсентом! – внезапно выдал Морис. – Это в честь одного знаменитого художника.

– Винсент… Вин-сент… Винсент! – повторил я, словно пробуя имя на вкус. – А что, мне нравится! Я – Винсент! А ты, значит, Морс?

– Не Морс, а Морис. Путешественник, тренер личностного роста и ценитель искусств.

Я не знал, что и сказать – никогда не слышал таких слов!

А Морис продолжал:

– Я прибыл на остров с важной миссией. Я должен найти одну старинную картину.

– Там, где дама с кошкой? – спросил я.

– Ты её знаешь? – оживился мышонок.

– Да, но, к сожалению, она… только что утонула.

– Ошибаешься! – Морис дёрнул за струну, и от вибрации обёрнутый вокруг струны холст, который я сначала и не заметил, развернулся, словно свиток. – Я её спас! – Мышонок был явно доволен собой, но тут же поник: – Правда, совершенно напрасно!

– Напрасно? Почему? – удивился я.

– Почему? Да потому что это подделка! – разочарованно процедил Морис.

– Что?

– Подделка! Этот художник работал в начале и середине девятнадцатого века, а эта… – Морис пренебрежительно кивнул в сторону рулона, – написана на сто лет позже. Укусил и чуть не подавился! Вкус как у куриного помёта!

Я ошарашенно уставился на мышонка.

– Это я образно, ты не подумай, что я пробовал помёт… – смутился Морис.

Но меня удивило другое:

– Ты укусил картину? Зачем?

Морис посмотрел на меня, словно раздумывая, объяснять или нет.

– Ладно! Смотри! – вздохнул он, надкусил клавесин и стал медленно жевать, смотря в одну точку. – Середина восемнадцатого века, Италия, мастер Ка́рло Грима́льди[1]. Всё дело в лаке. Он уникален. Как на скрипке, – вдруг выдал он.

Я всё ещё непонимающе смотрел на Мориса. Тот, расхаживая по тесному пространству клавесина, продолжил объяснять:

– Я потомственный искусствое́д