Космофауна. Зверь беглеца - стр. 8
– Только треть. Тысячи полторы. И заработать не получается.
Егоров погрустнел, и собеседник решил его приободрить.
– Эх, дорогой, мало ли чего в жизни бывает! А чего ты, собственно, переживаешь? Выход есть всегда. Эй, гарсон! Налей-ка нам ещё…
Очнулся Егоров в невесомости в незнакомом пустом корабле.
Вообще, до переселения на Пермь за всю свою сорокалетнюю биографию Егоров побывал за пределами систем Рязани и Суздаля всего несколько раз и был в мире межзвёздных полётов дилетантом. Конечно, боевой опыт у него был. Прокрутившись на орбите столичного солнца во внутренней системе восемь лет, его крейсер успел пережить пару инцидентов с кочевниками и крупными отрядов контрабандистов, десяток операций против проворовавшихся олигархов и один крупный рейд в Центральное Порубежье, не принесший, впрочем, серьёзных повреждений и потерь. Но невесомость в маломерном судне…
Он где-то читал, что древние жители побережья не умели плавать и воспринимали океан, как нечто страшное и неизведанное. Вот и невесомость – вечный спутник древних путешествий в космосе – воспринялась им как нечто враждебное, опасное и из рук вон выходящее. Во-первых, Егоров мгновенно протрезвел. Во-вторых, отыскал глазами пульт, подплыл, уставился в приборы и понял, что находится ещё на орбите Суздаля. За бортом было темно – похоже, они совершали уже не первый виток на орбите, и светило оказалось в тени планеты. Попытался вспомнить, в каких типах кораблей может быть невесомость. На челнок или аварийную капсулу корабль не походил – вокруг виднелись остатки старинной мебели, старой одежды, говорящие о том, что им пользовались как жильём. Все помещения – кабина корабля, жилой отсек, санузел и шлюз – в длину составляли от силы метров пятнадцать.
– Твою ж мать!!! – вспомнил Егоров это и ещё пару десятков армейских выражений.
Яхта, понял Егоров. Космическая яхта. Но чья? Он попытался напрячь память.
Вспоминалось, как они с Драгомиром начали обсуждать женщин и порывались вызвать жриц любви, как потом передумали и вышли из бара, придерживая друг друга, чтобы не свалиться на мостовую. Потом вспоминался зычный баритон Драгомира, когда он позвал кибертаксиста: «Эй, ямщик!». Следом – мелькающие огни небоскрёбов Центрального округа Суздаля за окном. Как понял поэт, они умчались куда-то далеко на восток, на окраину обитаемого континента, где уже наступила ночь.
Потом всплыли в сознании холёные цыганские особняки на окраине гигантской многовековой свалки, вонь, лай собак и ещё каких-то одичавших тварей, куча цветастых юбок, ещё алкоголь, какие-то бумаги, чей-то затёртый картридер, вокзал, космический челнок и долгожданный сон.