Кошка, живущая на крыше - стр. 70
- Да больно надо! Старая ты для меня, тетя! - опять к тете вернулись? Ну-ну... - А я - парень молодой, сексуально активный, мне много надо, и так, чтоб по-разному. А ты ж, наверно, только миссионерскую и знаешь? А?
- Да мне ее хватило... - так, голос понежнее, позадумчивее, придыхание добавить. Чтоб думал, что вспоминаю и глаза мечтательно закатываю. - Главное, не разнообразие, а мастерство...
- Да у твоего старикана сил не хватило тебя даже придержать! Видел я, как он цеплял тебя у подъезда! - а голос-то все злее, раздраженнее...
Забавно... Наблюдал, значит?
- А у тебя только и хватает сил, чтоб за другими подглядывать! На большее ты не способен, сопляк!
- Да ты овца! Чего ты знаешь обо мне! - все же сорвавшись, заорал Витенька и ожидаемо грохнул кулаками по стене, вызвав у меня довольную улыбку.
Хоть кого-то довела, не только же мне все...
Я с удовольствием подхватила инициативу, отлаиваясь в ответ незло, но язвительно, и выслушивая матерные угрозы и описания того, что он со мной сделает, если доберется.
Злой голос Витеньки заводил меня невозможно, хотелось довести его до белого каления, и я это успешно делала.
Сосед сначала орал, угрожал, затем язвил, методично рассказывая, на что способен и неспособен мой воображаемый любовник, а я поддерживала скандал, не давая ему затухнуть и чувствуя, как уходит напряжение этого утра.
Вот только на место злости и напряга пришло кое-что другое.
Я отчего-то все время держала перед мысленным взором яростные , наверняка ставшие синими от гнева глаза Витеньки, его сжатую челюсть и напряженные манящие губы, его крепкие тяжелые руки со вздувающимися мышцами, его кулаки, упирающиеся в стену, когда он выкрикивал оскорбления.
И, внезапно, острое воспоминание нашего поцелуя в подъезде, близости его тела, неотвратимости его действий... Своей неправильной, но такой сладкой реакции на происходящее.
Увлекшись, я не сразу осознала, что уже не просто лежу, весело переругиваясь с соседом и дразня его злыми поддевками, а глажу себя, дотрагиваюсь,то легко и воздушно, то грубовато и жестко до груди, до раскрытых губ, мягко прикусываю пальчики, развожу в сторону ноги...
И слушаю, с упоением слушаю голос соседа из-за стены, который, оказывается, незаметно и пугающе быстро для меня, перешел от оскорблений к мягкому журчащему описанию того, что бы он со мной сделал, если б находился рядом. И что мне сейчас надо делать. И как.
И, самое главное, что я подчинялась!
- Катенькаааа, - шептал он, горячечно, со стоном растягивая мое имя, - сладкая, вкусная, я бы целовал тебя, губки твои мягкие кусал, гладил бы тебя везде, хочешь? Ты ведь хочешь?