Кошка Мурка, которую зовут Шепсит. Три повести и один рассказ - стр. 18
– Мурка хотела продолжать, но Сандулов уже крепко спал, и она умолкла…
…Следующее утро Сандулов начал с того, что достал старую записную книжку и начал листать страницы. В книжке было множество телефонов, записанных еще со времен работы в газете. И среди давно не нужных, но не вычеркнутых из-за лени, мыслей, что когда-нибудь пригодятся, или по какому-то другому поводу, он, наконец, нашел, что искал. Потом взял телефон и позвонил.
– Хэллоу, Мишель Гомес, «Fox News» – ответил знакомый голос.
– Здравствуй, дорогая! – сказал Сандулов.
– Оу, неужели Айгор Сэндулоф?
С Мишель Гомес, репортером «Fox News», Сандулов был знаком много лет, давал ей немало сенсационных материалов о русской общине города, в которую, ее обитатели старались не пускать чужаков, решая свои дела тихо, без посторонних. Поэтому, знал, что она не откажет.
– Могу предложить фантастически громкую сенсацию, – сказал он. – Уверен, тянет на Пулитцеровскую премию!
– Быстро рассказывай, – отозвалась Мишель. – Что должна сделать?…
Следующий звонок он сделал журналисту «Нью-Йорк Таймс», Рику Демпси, с которым сошелся по причине любви к «Никс». Иногда, пересекаясь с Риком и, заказав в ирландском пабе в нижнем Манхэттене по две кружки темного «Guinness», они, в основном, говорили о шансах баскетбольной команды и её игроках. И, может быть поэтому, Рик без лишних вопросов согласился…
Мурка растянулась на диване и с любопытством смотрела на Сандулова. Придвинув стул, он достал с антресоли, забитой архивом – номерами газеты, в которой работал, трубу. Эту трубу он лет шесть-семь назад раскопал на блошином рынке в груде старых поломанных телефонов, древнего телевизора и испорченной микроволновки. Труба была почти новой, и, когда Сандулов взял ее в руки, солнечный зайчик весело заскакал по серебристому раструбу.
– Двадцать пять долларов, – сказала пожилая афроамериканка. – Это хорошая труба. На ней играл племянник, пока не умер от передозировки…
Труба оказалась действительно неплохой. Иногда беря ее в руки и, вспоминая институтский ВИА, в котором когда-то играл, Сандулов прижимал мундштук к губам, и труба звонко вырёвывала любимый мотив, от которого кружилась голова и верилось, что вот-вот придет настоящая любовь, которую он ждет всю жизнь…
Мир не прост, совсем не прост
Hельзя в нём скрыться от бурь и от гроз
Hельзя в нём скрыться от зимних вьюг
И от разлук, от горьких разлук
Hо кроме бед, непрошенных бед
Есть в мире звёзды и солнечный свет
Есть дом родной и тепло огня
И у меня, есть ты у меня…
Всё, что в жизни есть у меня
Всё, в чём радость каждого дня