Коррупция при дворе Короля-Солнце. Взлет и падение Никола Фуке - стр. 19

Единичные крестьянские волнения и бунты в провинциальных городах случались еще при Ришелье, когда ярость, вызванная величиной налогов, достигала точки кипения. Местных мытарей нередко выпроваживали силой, а иногда и линчевали. В ответ Ришелье карал доведенных до крайности налогоплательщиков как за крамолу и измену. Входили войска, подавляли протест, а участников примерно наказывали – например, через повешение с конфискацией. Королева-мать и Мазарини придерживались этих же методов, но от беспорядков в сельской местности они помогали плохо. Год за годом налоговое бремя становилось тяжелей, волнения ширились. К концу 1640-х годов целые районы во Франции, включая отдельные города с пригородами, стали очагами восстаний и мятежей. Правительство явно теряло контроль над сельскими регионами. В Дофине Фуке убедился в этом непосредственно [74].

Гнев восставших был направлен в основном против тех, в ком видели бенефициаров приносимых обществом жертв, – финансистов, забравших в свои руки королевский финансовый аппарат. Верхние палаты парижского суда разделяли это недовольство. Частично судейскими двигала собственная обида на неуплату жалованья и на попытки власти создать больше судебных должностей, чтобы получить за них деньги. Негодование других могло быть вызвано сочувствием к крестьянам. Многие судьи владели поместьями и прекрасно знали, что деревня разорена. Население было не в силах платить ни повышенных налогов, ни ренты или иных поборов, полагавшихся землевладельцам-арендодателям [75].

Однако в какой-то степени гнев и обида магистратов уходили корнями еще глубже – в претензии к институту в целом. До Генриха IV (1589–1610) практически любая форма гражданского управления, в том числе финансовые и налоговые механизмы, считалась частью police powers – «политических/полицейских полномочий» судебного аппарата. Специальные верхние палаты, Счетная палата (Chambre des comptes) и Палата податей и налогов (Cour des aides), дотошно изучали и утверждали любую транзакцию королевских налоговиков. Однако при Генрихе IV многие государственные функции, особенно в области финансов, начали выводить за пределы юридического контроля. При Ришелье и Людовике XIII этот процесс усилился. Суды и судьи утратили право высказываться по государственным транзакциям. Не могли они больше и вести дел по искам к королевским финансовым агентам, связанным с их должностными обязанностями. Деятельность таких чиновников и, при необходимости, дисциплинарные действия в их отношении стали прерогативой королевского совета по финансам или официального лица, назначенного этим советом.