Корректор - стр. 50
– Семён Ильич! Светка завтра едет в командировку. Но это всего три дня. Может как-нибудь можно…
– Ты не закончил повесть о зеркале, – перебил доктор, завалившись на стул. – Продолжай.
Устало зевнув, Алекс продолжил.
В этот день Сурепа ушел перед ужином. Алекс только и успел, что вымыть руки, да ополоснуть вспотевшую от натуги физиономию. Усталый, разбитый и опустошенный он поплелся в сторону столовой.
О боже! Остановившись на входе в пахнущий борщом и котлетами шумный зал, Алекс наблюдал, как дежурная нянечка оттаскивает возбужденную Ляну от чрезмерно накрашенной дамы далеко не первой молодости в нелепой плетенной шляпе. Та разместилась за столиком, где обычно садился Алекс. Причем с явными намерениями, судя по улыбке напомаженных губ, которой она его наградила, и кокетливо поправленной шляпке.
Оглядевшись, Алекс заметил неожиданно пустующий столик и тут же его занял. Ляна мигом оседлала место напротив и бросила на даму победный взгляд.
– Эта жопа в шляпе хотела занять наше место («наше» совсем не понравилось Алексу). Ты молодец, что сообразил (он глубоко вздохнул). Ты к ней не садись. – Ляна протянула руку, но не решилась коснуться запястья Алекса. – Она хочет тебя закадрить.
– Что-что она хочет? – улыбнулся Алекс этой забавной двадцатипятилетней пятикласснице. Ляна густо порозовела и замешкалась с ответом.
– Ну, подружиться сначала. А потом соблазнить. – В её взгляде мелькнул запретный восторг. Задергав головой, она остановилась на ком-то за спиной Алекса.
– А лысый за тобой следит.
– Толик?
– Да. Он странный, я его боюсь. Он думает, что знает какую-то тайну и никому ее не рассказывает. После приступов его переводят к буйным, а через месяц возвращают назад. А у буйных его соблазнила какая-то тётка, рыжая, я её видела один раз. Страшная такая. Хуже этой, в шляпе, только не старая. А ты умеешь соблазнять?
– Нет, – серьёзно ответил Алекс и для верности покрутил головой.
– Но ты же взрослый… Ты мне нравишься. А я тебе нравлюсь?
Алекс перестал жевать.
И что ответить? Отказ может ранить больного человека. А согласие – дать надежду, и хрен его знает, что будет хуже.
Решив побыстрее смыться, Алекс скорчился и ухватился за живот.
– Ой, блин.
– Живот болит?
– Да. Сильно, – соврал Алекс. – Я пойду.
– Ты в туалет? Я провожу, – участливо подскочила Ляна.
– Что ты? Я же мальчик, – Алекс произнёс это с неожиданной для себя детской интонацией.
– Извини.
Валить. Валить немедля. – Размышлял Алекс по пути в палату. – Не готов я к таким беседам. Не готов. Сочувствую, сострадаю, понимаю, но не готов. Так гляди сам начну нести детский лепет, сидя на горшке. Мало своих проблем. Не выдержу я шесть дней. Ну никак.