Корректировщик. Блицкрига не будет! - стр. 6
Так и пошли в неприметную дверь с надписью «Милиция», он – спокойный и деловой, а я жутко растерянный, с шапкой в руках. Дежурка была небольшая и походила, скорее, на приёмную. Скамья у стены, такая же, как в зале ожидания, письменный стол с лампой. За столом сидел мужчина лет сорока, с кубарём в петлице. Когда мы вошли, он поднял голову от бумаг и, скользнув по мне взглядом, вопросительно посмотрел на постового.
– Вот, товарищ младший лейтенант, у гражданина на выходе из поезда вещи украли. Совсем распоясались, чуть не с каждого поезда жалобы идут. А у гражданина, вот, и паспорт, и деньги были в портфеле.
Младший лейтенант посмотрел на меня. Спокойно и даже с сочувствием. Вот только есть у меня такое ощущение, что меня прицельно срисовали.
– Ну что ж, гражданин…?
– Доценко. Егор Петрович.
– Гражданин Доценко. Садитесь к столу, вот бумага, вот ручка – пишите объяснение.
Вот когда я поблагодарил господа бога и учительницу русского языка! Писать-то надо пером, макая его в чернильницу. А я инженером назвался, попробуй тут, начни карябать и сажать кляксы. Писал я лаконично и чётко. Мол, в поезде № такой-то, слава богу, чисто на рефлексах запомнил, из какого поезда вышел, я положил деньги и документы в портфель, а портфель под голову. При выходе из поезда поставил портфель возле ног и стал развязывать уши у шапки, наклонился, а портфеля нет. Тут же указал Ф.И.О., год и место рождения, образование, место работы. Закончив, пододвинул объяснительную дежурному и расстроенно спросил:
– Так что мне теперь делать, товарищ младший лейтенант?
Не отрываясь от чтения (он просматривал моё заявление), младшой сказал:
– А ничего. Пока посидите здесь. Отправим запрос в Харьков, ну а когда они ответят – решим, что с вами делать дальше.
Дежурный начал заполнять какие-то бланки, и где-то с минуту стояла тишина, нарушаемая только скрипом пера. Потом постовой, маявшийся у дверей, обратился к лейтенанту:
– Сидор Григорьевич, товарищ младший лейтенант, разрешите!.. – при этом в его голосе была такая просьба и надежда, что я даже улыбнулся.
Сидящий у стола дежурный эту мою улыбку поймал, улыбнулся в ответ, мол, совсем ещё дети, и сказал:
– Ладно, Борис, только быстро, в две затяжки, всё равно тут торчишь.
Обрадованный милиционер торопливо достал папиросы, вытащил одну, вопросительно посмотрел на дежурного. Тот кивнул, и он протянул мне пачку:
– Курите, гражданин?
– Нет, спасибо, бросил, давно уже. Иногда только, ну, под «это дело».
– Ну и правильно, – продолжая писать, сказал Сидор Григорьевич, – ни пользы, ни удовольствия, вонь одна.