Корректировка - стр. 26
– Иду как-то вечерком поддатый, – рассказывал Генка, дожевывая салат, – тут какой-то хмырь навстречу чешет, весь синий от партаков, дай говорит, прикурить. Я смотрю, а это Дрозд откинулся. Гляжу на него, шибзд шибздом. Идолище поганое. И эту гниду мы боялись? Дать тебе, прикурить? – Генка зло хехекнул, и изобразил. – Ну, на, лови! Все кулаки об клыки его железные разбил.
Подоспела официантка с солеными груздями, заливным из осетрины и мясным ассорти. Склонилась над столиком.
– Светочка, а вы замужем? – поинтересовался я, заглядывая в декольте.
– А почему вам это интересно?
– При вашей ангельской внешности разве найдется мужчина, которому это будет неинтересно, особенно если он умен и чертовски привлекателен?
Она снисходительно улыбнулась.
– Особенно, если он чертовски скромен! – и добавила ехидным тоном, – Не светит вам от Светы, молодой человек, я замужем.
– Очень жаль! – вполне искренне сказал я. – Светочка, вы только что разбили мне сердце!
Светлана хмыкнула и убежала, а мы выпили и набили рты груздями и заливным.
Ресторан наполнился под завязку. Сдвинув столики, веселилось несколько больших компаний. Над ними в несколько слоев плавали облака табачного дыма. Здравницы сливались в протяжный гул и безостановочно звенели бокалы. Распутная жизнь лучших советских людей била ключом.
Явились музыканты и начали пробовать свои инструменты.
К тому моменту, как Света принесла горячее, мы уже прикончили полкило. Я было хотел добавки, но Генка взвыл, что душа его больше не принимает этот клоповник и потребовал вина. Я внял просьбам друга, и заказал семьсот пятьдесят «крымского» портвейна. Мы ведь в те годы действительно крепким не баловались, все больше на сладенькое налегали – портвешки, плодово-выгодные и прочую вермуть. Правда на последних курсах универа, я облагородился и стал употреблять всякие рислинги да каберне, в народе небрежно называемые «сухарем» и «кисляком».
Беседуя с Генкой, понял, что рассказывать мне особо нечего. Ну, учусь, езжу в стройотряды, влюбляюсь в сокурсниц, претендую на красный дипломом. Все это было мелким и ничтожным по сравнению с Генкиными рассказами о флотской жизни.
Служил мой приятель в «рулях», так называлась штурманская боевая часть или БЧ-1, по специальности штурманский электрик. Оказывается, все боевые части имели смешные, непонятные сухопутному уху названия: «маслы» – электро-механическая; «рогатые» – ракетно-артиллеристская; «румыны» – минно-торпедная и так далее.
«Раз решили мы бухнуть от скуки, – рассказывал он, – дело зимой было, а зима там жуткое дело, сплошная ночь – к обеду солнце выползет на полшишки и опять за горизонт. Скинулись, ну и пошли два наших моремана в самоволку. У штурмано́в, в отличие от других БЧ, есть такая привилегия: скажешь вахтенному на трапе, мол, на флагман надо за картами, или за метеопрогнозом, или еще какой хренью и тебя без разговоров пропускают на берег, а дальше через гору и в город. Правда в Североморске с этим делом строго, не дай бог на глаза патрулю попадешь, проблем не оберешься.