Корона за холодное серебро - стр. 65
В освежающе неряшливой таверне подальше от главных улиц Софии и Бань подали горячий ужин, благоухающий давно уже не пробованными специями. Они ели за пожелтевшим низким столиком, наполняя тарелки из большой щербатой миски, поставленной между ними. Смешав рис, жареные перепелиные яйца, перченую бобовую лапшу и пассированные папоротник с редькой, София передала жареную оленину, творог и квашеную капусту Бань – пара десятков лет прошла с тех пор, как она лакомилась настоящими непорочновскими блюдами, и ей не хотелось омрачать радость этой встречи уступкой вкусам Багряной империи. Кроме того, она и так питалась в дороге почти одной только вяленой олениной. Она ела, и ела, и ела, не предлагая объедков Мордолизу, даже когда он заскулил так, что перепелиные желтки стали красными, а на рисе проступили расплывчатые лица людей, которых София убила. Она поднесла миску к губам и сгребла остатки в рот, рисуя мысленно все новые жертвы, которыми будет мучить ее Мордолиз, когда работа пойдет всерьез.
София любила выпить и покурить, а еще больше ей нравилось, когда удавалось совместить эти два удовольствия. Получив представление о вкусах своей подопечной, Бань неторопливо повела ее по Линкештерну. Они проходили мимо высоких покачивающихся калдеен (пожалуйста, ничего, кроме хаша и бутонов саама) и трепещущих шелковых занавесей ужальных домов (насекомые, паукообразные, иногда похищение людей) и в наилучший для их сытых желудков момент добрались до длинного дома, благоухающего горьким пивом, едким потом и, слаще всего для носа Софии, резким тубаком. Весна только еще началась, но ставни из рисовой бумаги стояли нараспашку, уличный холод уравновешивался большим очагом в центре зала и десятками мелких жаровен, раздуваемых посетителями. Дешевые глиняные трубки можно было купить за пфенниги у владельца заведения, тощего старикана из далекого Васарата, чья давняя преданность Бурому Властелину читалась на заскорузлых губах, потемневших зубах и желтом пальце, который он запускал в ноздрю, словно в капризную чашечку трубки, где застряли остатки тубака.
Имея цель, но не средства, София пробралась к стойке, попутно скинув с плеч мешок, когда протискивалась мимо варвара с густой пушистой бородой, баюкавшего в ладонях егерскую трубку с фарфоровой головкой. По его рукам и шее вились сложные индиговые татуировки, боровшиеся с корявыми белыми шрамами, плащ из львиной шкуры вонял мокрой грязью и старой кровью, а трубка распространяла приторный аромат лаванды. Когда-то София вызвала бы этого великана на дуэль за то, что он курит свою вонючую траву на расстоянии выдоха от нее. Откинув широкополую шляпу за спину, она устроилась на табурете и плюхнула свой самый маленький кошелек на лакированную стойку.