Корона из картона - стр. 12
С каждым его словом я всё больше хмурюсь и совершенно теряю нить разговора.
– Не уверена, что понимаю, куда вы клоните, Сергей Михайлович...
– Просто Сергей, – перебивает меня; в его глазах вспыхивает весьма недвусмысленный огонёк, и внезапно до меня, как до утки, доходит, какого, собственно, хрена мы разговариваем в пустом кабинете, а его взгляд такой... такой... Такой! – Карина...
Моё лицо само брезгливо морщиться.
– Вы пытаетесь предложить мне стать вашей любовницей?!
Да это даже в мыслях звучит нелепо – не то, что вслух!
– Ну, зачем же так грубо? Можно было назвать это и по-другому...
– Да хоть горшком назови – только в печку не ставь! – просто взрываюсь: как теперь порвать его в клочья и при этом не подставить отца? – Вы!.. Как вы вообще можете предлагать мне такое?!
Вижу, как челюсти Климова сжимаются – полагаю, нечасто ему женщины говорят это раздражающее уверенных в себе мужчин «нет»; но надо отдать ему должное – он отлично владеет собой.
Явно лучше меня...
– Я же не заставляю тебя спать со мной, – с жаром убеждает то ли меня, то ли себя, прихватывая за многострадальные плечи. – По крайней мере, я согласен подождать, пока ты не будешь готова.
Отбросив в сторону своё отвращение, я позволяю себе заметить, что Климов – очень симпатичный мужчина «в самом расцвете сил»; и, может быть, в какой-то далёкой-далёкой параллельной вселенной я бы закрыла глаза на то, что между нами как минимум двадцать лет разницы – в конце концов, это в отношениях не главное. Но вот закрыть глаза на то, что он женат, и у него есть дети – двое, если не ошибаюсь – я даже в этой параллельной вселенной не смогла бы.
Поэтому...
– Спасибо за столь щедрое предложение, – осторожно выпутываюсь из его рук, которые, казалось, яростно желали стать продолжением моих собственных. – Но я явно не тот человек, который нужен вам для... да для чего бы ни был нужен – изыскам французским не обучена да и послушанием особым не грешу, так что... Вам подойдёт взрослая мудрая женщина, которая находится с вами на одной социальной ступеньке и умственном развитии, а не едва достигшая совершеннолетия оборванка.
Пока он не придумал ещё каких-нибудь аргументов в пользу своего дикого предложения, а я не успела всё окончательно испортить, покидаю кабинет; уже после, когда я достигаю конца коридора, в котором находится спасительный лестничный пролёт, мне в спину прилетает леденящая душу фраза.
– Ты обязательно передумаешь, дорогая – я в этом уверен!
Размышлять о том, что это больше напоминало угрозу, чем аргумент, не хотелось – и так уже коленки тряслись мелкой дрожью; на ресепшене сдаю свой пропуск и вылетаю из «Утопии» как пробка из бутылки шампанского – резко и без оглядки. К отцу на работу идти передумываю – понятия не имею, как после такого ему в глаза смотреть, будто я что-то дурное совершила. Поэтому, позвонив ему и сославшись на плохое самочувствие, несусь прямо домой, забыв и про жару, и про усталость. Дома зачем-то запираю входную дверь на все замки и в своей комнате прячусь под одеяло – совсем как в детстве: вроде оно способно защитить меня от имеющего власть мужчины, который положил на меня глаз... Позже, во время ужина, когда отец болтает с мамой, как обычно, я понимаю, что ему Климов ничего про наш разговор не сказал – ну да, можно подумать, он такой дурак. Но выдохнуть свободно всё равно не могу, и это меня нервирует.