Короли садов Мамоны - стр. 38
В этом нелегком, можно даже сказать, неблагодарном подвижническом труде, было весьма проблематично приобрести популярность среди своих коллег. Терпя от них несправедливые обиды в виде различной крепости эпитетов, вроде «Тамаркиной пристебайки», «цепной сучки» и несть числа остальным из ряда подобных, Зина Ивановна и не ждала от них благодарностей.
И это было бы всё ничего, вполне терпимо, относя к неизбежным издержкам такой деятельности окружающий её психологический напряг. В сотый раз, – «кто ж строгость любит», – выговаривала Зина Ивановна недовольным её драконовским режимом работы сии слова, тем самым утешая себя и крепчая сознанием своей правоты.
Если бы в нашей жизни были бы расставлены маячки или вешки, по которым, как через топкое болото, поглядывая на них, можно среди разнообразного жизненного пространства смело прокладывать себе путь, то тогда ничего – жить можно. Умный поставит вешки для себя, да и другим попользоваться не воспретит.
Но в том-то и вся закавыка, что как быть тем, про кого говорена пословица: «заставь дурака богу молиться, он и лоб расшибет»? Так-то оно так, да только если себе лоб расшиб, – дело хозяйское. А то ведь в лихом раже дурак норовит чужие лбы зацепить, – вот это беда! Многим наверняка известны такие примеры не понаслышке. Да простят меня господа за нудные сентенции, но как тут не сказать ещё раз о крайностях чрезмерного усердия, тем более что из-за этого усердия беда-то случилась великая.
Нет, наша дражайшая Зина Ивановна не была ни дурой набитой, ни просто дурой. Как и всем, кто являет собой образчик натуры, кого люди с ласковой иронией зовут «дитя природы», изначально присущее ей желание выполнить все «дацзыбао» в срок и, если можно, то с опережением, сыграло с Зиной Ивановной злую шутку.
День выдался тогда на загляденье. Солнце, наверстывая упущенное за долгую зиму, с утра распаривала иззябший город щедрым теплом. В середине апреля это выглядело почти, как чудо и трудно было отказаться от этого восхитительного подарка природы. Люди выходили на улицу и застывали, пораженные истомой до самых мозговых косточек своего естества. В такие моменты пропадало желание не то, что работать, шевелиться было невозможно.
Мысли рождались сами собой об отдыхе, работа воспринималась как чудовищное надругательство над личностью. В самых смелых головах уже зрела крамольная мысль по поводу стихийного пикника. Да и что можно было тут думать, если всего в десятке метров от них раскинулся роскошный, манивший изумрудной зеленью молодой травы, Марьинский парк. Теперь можно себе вообразить, в какой обстановке пришлось осуществлять громадьё планов бедной Зине Ивановне! Ни одной сочувствующей души, ни от кого лишнего усилия, чтобы хоть как-то сдвинуть с мёртвой точки безнадежно сорванный график работ. С невероятным трудом выбитая на базе машина, отданная в распоряжение Зины Ивановны на целый день, безнадежно застыла у входа загруженная едва наполовину.