Королевский убийца - стр. 105

В коридоре мы открыто обменялись взглядами. Я открыл было рот, но шут засвистел и не переставал, пока мы не спустились на целый лестничный пролет. Тогда он схватил меня за рукав, и мы остановились на площадке между этажами. Я понял, что он обдуманно выбрал это место. Никто не мог увидеть или услышать наш разговор, оставаясь незамеченным. И тем не менее со мной заговорил даже не шут, а крыса на его скипетре. Он поднес ее к моему носу и запищал крысиным голосом:

– Ах, но ты и я, мы должны запоминать все, о чем он забывает, Фитц, и сохранять это для него. Ему очень тяжело дается казаться таким сильным, как сегодня. Пусть это тебя не обманывает. К тому, что он сказал тебе дважды, ты должен отнестись особенно серьезно, потому что он очень хотел удержать это в голове и быть уверенным, что ты получил его распоряжение.

Я кивнул и решил доставить свиток Верити сегодня же ночью.

– Этот Волзед мне что-то не по душе.

– Не о Заде Вола ты должен думать, а о его ушах. – Внезапно он установил поднос на длиннопалую руку, поднял его высоко над головой и запрыгал по ступенькам, оставив меня одного с моими мыслями.

Я доставил свиток этой ночью, а в последующие два дня выполнял задания, которые дал мне Верити раньше. Я использовал жирную колбасу и копченую рыбу в качестве хранилища для моих ядов, завернутых в маленькие пакеты. Это я мог легко разбросать, убегая, и надеялся, что приманок хватит на всех, кто будет преследовать меня. Каждое утро я изучал карту в кабинете Верити, а потом седлал Уголек и отправлялся со своими ядами туда, где, по моему мнению, легче всего было столкнуться с «перекованными». Руководствуясь предыдущим опытом, я брал с собой короткий меч, что поначалу изумляло и Хендса, и Баррича. Я объяснил, что ищу дичь на случай, если Верити захочет устроить зимнюю охоту. Хендс принял это легко, а Баррич поджал губы, показав, что знает о моей лжи и знает также, что я не могу сказать ему правду. Он не допытывался, но ему это не нравилось.

Дважды за десять дней «перекованные» нападали на меня, и оба раза я легко уходил от них, разбрасывая отраву. Они жадно накидывались на нее и даже не разворачивали мясо, прежде чем запихать его себе в рот. Каждый раз на следующий день я возвращался на это место, чтобы доложить Верити, скольких я убил и как они выглядели. Вторая группа не соответствовала ни одному описанию из тех, которые мы получили. Мы оба заподозрили, что «перекованных» было больше, чем нам докладывали.

Я выполнял свою работу, но гордости не испытывал. Мертвые «перекованные» были еще более жалкими, чем живые. Оборванные, тощие существа, обмороженные и израненные после постоянных драк между собой. Смертельные яды, которыми я пользовался, скрючивали их тела, превращая «перекованных» в карикатуры на людей. Лед блестел на их бородах и бровях, а кровь, лившаяся из их ртов, была похожа на вмерзшие в снег рубины. Семь «перекованных» убил я таким образом, а потом завалил замерзшие тела сосной, облил маслом и поджег. Не знаю, что для меня было более отвратительно – отравление или заметание следов.