Королевская кровь. Расколотый мир - стр. 67
– Софи Руфин пришла в сознание, – сообщил старик в конце разговора, неодобрительно вращая глазами. – Как я и говорил ранее, врач и виталист на восстановление дают не менее недели. Чудо, что она не лишилась рук. Но в медблоке замка есть все необходимые препараты и условия для ее восстановления. Дом для нее тоже готов. С детьми сейчас няня, они очень испуганы и подавлены.
– Слуги болтают? – кисло осведомился Люк.
– Легенды уже рассказывают, – буркнул Жак. – Внутри замка-то болтать не запретишь. Все считают, что супруга застукала вас с любовницей и устроила скандал. И то, что вы эту… женщину не удалили сразу же, чести вам не делает, ваша светлость.
– Да нельзя, – тоскливо сказал Люк, и Леймин понимающе кивнул, – в любой больнице сразу заинтересуются, откуда пострадавшая с такими повреждениями, доложат в полицию. Нужно избежать даже малой вероятности скандала. Это не говоря о том, что Софи могут искать, чтобы убрать и присвоить «Поло». И… случившееся – моя вина, Леймин. Я обещал ей защиту. Так что как выздоровеет, переправим в подготовленный дом. А пока придется лечить ее здесь.
– Что-то вы… не учли, милорд, – старый безопасник явно хотел употребить более крепкое выражение.
Люк невесело хмыкнул.
– И не говорите, Жак.
Леймин ушел, а Люк еще некоторое время курил, размышляя и периодически морщась. Подошел к окну – закрыть его, вдохнул зябкую морось, брошенную в лицо порывом ветра, и внутри, в сердце, неприятно резануло. Тянуще, тоскливо.
И здесь беда. Кембритч действительно привязался к старому змею, несмотря на деспотичность и бессовестные вмешательства в его жизнь. Люка наполняли восторгом их уроки, и, уж если на то пошло, Луциуса он уважал как неизмеримо более сильного и хитрого соперника. И учителя.
Люк налил себе коньяка, вернулся к окну и отсалютовал воющему ветру.
– За тебя, мой король, – сказал он и выпил залпом. И налил еще.
Двумя этажами выше ждала его (или не ждала, что вернее) Марина, и его светлость опрокинул второй бокал и направился к выходу. Потому что если бы остался тут еще немного, это уже сильно смахивало бы на трусость.
Часы показывали семь вечера, когда он вошел в свои покои. Пахло свечным воском и едой, но накрытый стол стоял нетронутым, сверкая хрусталем и драгоценной посудой, а посреди него раздражающе возвышался украшенный розочками и вензелями торт. В комнатах царила мертвая тишина.
Люк, чувствуя неприятный холодок тревоги, распахнул дверь в спальню. Там было темно, и косой прямоугольник света упал на кровать. Расстеленную. Его светлость подошел ближе, опустился рядом в кресло, достал из кармана сигарету и принялся крутить ее в пальцах.