Королевская кровь-6. Тёмное наследие - стр. 12
— Я, господин полковник, с Игорем Ивановичем останусь, — твердо сказала Дробжек.
— Конечно, — сухо ответил тидусс и удовлетворенно качнул головой. И добавил с иронией: — Но если он вас уволит, приходите ко мне. Для вас место всегда найдется. Вы отлично справляетесь с самыми сложными заданиями.
Стрелковский сощурился, Тандаджи ответил ему невинным и равнодушным взглядом. Дальше разговор зашел о текущих делах. Господа полковники сильно увлеклись импровизированным совещанием и еще долго бы общались, если бы в палату не заглянул врач и непререкаемо не приказал посетителю удалиться, а пациентам — разойтись по своим койкам. И не испугали старого доктора ни ледяное недовольство одного рудложского полковника, ни раздражение другого. Его дело — лечить, а эмоций за свою жизнь он насмотрелся столько, что они уже не трогали.
2. Часть 1. Глава 2
12–18 декабря, Иоаннесбург
Марина
Горе бывает разным. Кто-то носит его в себе, как Ангелина, и оно изъедает ее изнутри, прорываясь болью в глазах, упрямо вздернутым подбородком и нездоровой бледностью. Кто-то, как Каролина, выплескивает его вовне, растворяя в скипидаре и раз за разом упрямо рисуя солнечно-желтым и улыбчивым образ нашей Пол, распахнувшей руки, хохочущей, стремящейся навстречу, словно собираясь обнять или защекотать зрителя. Алина рыдает и твердит свои формулы или уходит на мороз гулять с высоким крепким парнем, готовым защитить ее от всего мира. Наш отец спасается от тяжести, помогая нести ее нам.
Мое горе имело вкус злости и табака, стучалось в виски головной болью, выворачивало наизнанку и склеивало ресницы солью — но слезы не приносили облегчения. Отсутствие Полины ощущалось как нехватка дыхания, невозможность вдохнуть полной грудью. Мы жили, привычно чувствуя друг друга, как младенец в утробе матери ощущает биение ее сердца, — только мы слышали вибрации пяти родных сердец. И без одного из них было страшно, тягостно и непривычно.
Видимо, за семь прошедших лет наша связь стала крепче — или мы стали сильнее? Когда ушла мама, ощущения были куда терпимее – или из-за переноса первый удар смазался. В понедельник же, во время операции, которая, по счастью, подходила к концу, меня будто ударило лопнувшей струной — только боль была намного сильнее. Сразу пришло осознание, что Полины на Туре больше нет, окружающее поплыло — и я только успела шагнуть в сторону, чтобы не свалиться на склонившегося над пациентом Эльсена.
Похоже, я стоила главврачу немало седых волос. Когда я очнулась от резкого запаха нашатыря в подсобке для медперсонала, рядом собрались чуть ли не все виталисты больницы, охранники, бормочущие в рации, и сам Новиков, нервно осведомившийся, как я себя чувствую.