Королевишны #3колбаски - стр. 3
Филипп как-то попытался познакомить их со мной.
– Познакомьтесь, это Мирей, дочь Патрисии.
Ротарианцам за рождественским столом было оч-ч-чень приятно пожать руку Квазимоде над бутербродами с икрой. Однажды, когда мне было лет девять, кто-то особо проницательный заметил:
– Знаете, ведь эта крошка напоминает одного философа, а?
Тут во мне вспыхнула надежда; я смотрела на этого бритого краснощёкого дяденьку и повторяла про себя: «Давай же, скажи, скажи, что я похожа на Клауса фон Штруделя, зарони подозрение, пусть люди задумаются, прикинут даты… Может, Клаус признает, что я его дочь, когда весь Бурк-ан-Брес подпишет петицию!»
Но вместо этого одна дама спросила:
– Жана-Поля Сартра?
И мужчина кивнул:
– Да, точно! Жана-Поля Сартра!
– Так себе комплимент, – прыснула дама.
– Да, – подтвердил её честный собеседник.
Гугл → Жан-Поль Сартр → косоглазый и на редкость уродливый старик. Ещё чуть-чуть, и переплюнул бы Клауса.
На следующее утро я заявила маме:
– Знаешь, если бы тебе повстречался Жан-Поль Сартр, ты бы точно закончила в его постели.
– Давно не получала?
– Я просто говорю, что он, похоже, в твоём вкусе! Философ, революционер, вот-это-всё-великий-теоретик и тэ дэ… Это комплимент вообще-то, мамулечка! Что ты сразу в штыки?
– Как ты с матерью разговариваешь! Нет у меня такого хобби – спать со всеми направо и налево, хоть с философами, хоть нет.
– Да ладно, он всё равно умер. В 1980-м, этот самый Жан-Поль. А я родилась лет на сто позже, так что сомнений нет: отцом он мне не приходится.
– Будь спокойна! – проскрежетала мама.
Тогда я запела «Траурный марш», чтобы почтить память Жана-Поля (там-там-тадам-там-тадам-тадам-тадам), и пела довольно долго. Под конец это стало её бесить.
– Замолчи, Мирей, пожалей наши уши, в конце концов!
И тут я выдала то, чего выдавать не стоило:
– Знаешь, что мы тут проходили по истории, мамулечка? Оказывается, во Франции после Второй мировой войны всех, кто спал с немцами, стригли наголо. Представляешь? Всего-то несколько десятков лет…
Она посмотрела мне прямо в лицо – могу поклясться, она прокручивала в голове то, что я только что сказала, не веря ушам. Я немного испугалась, но всё-таки добавила шутки ради:
– И плакала твоя коса!
И поплатилась моя щека.
– Марш в свою комнату. Не хочу тебя видеть.
Не знаю, почему мне так нравится доводить мать. Не знаю, зачем я вылила в унитаз весь флакон Flower by Kenzo, который Филипп Дюмон любезно подарил мне на день рождения («Скажи, Мирей, ты поблагодарила Филиппа за духи, которые он любезно подарил тебе на день рождения?»), притом нарочно не спустила воду, чтобы он сразу понял, где теперь благоухают его 54 евро.