Королева красоты Иерусалима - стр. 71
Габриэль же, снедаемый чувством вины, делал все, чтобы ей угодить. Он женился на Розе, продолжал с успехом управлять лавкой и, хотя с тех пор, как отец умер, а Рухл была изгнана из его жизни, отдалился от Бога и от религии, но все же ходил в синагогу каждый день, чтобы чтить память своего отца и молиться за вознесение его души. Он никогда не сердился и не раздражался. Пока не родилась Луна, его чувства спали. И Меркада ошибалась: он дал девочке имя Луна не для того чтобы наказать мать, женившую его на Розе, – нет, он и вправду почувствовал, что сияние луны в день ее рождения озарило его жизнь новым светом. И дочери, которая родится после Луны, он был намерен дать имя матери.
Взволнованный и озабоченный, он торопливо подошел к дому Клары в Суккат-Шалом и постучал в дверь. Увидев мать, сидящую за ужином в окружении внуков, дочери и зятя, он облегченно вздохнул.
– Слава богу! Я ищу тебя по всему Иерусалиму.
– Ну вот ты меня нашел, – сказала Меркада, продолжая есть.
– Но почему ты не сказала Розе, что идешь к Кларе? Зачем ты заставляешь меня беспокоиться?
– Не больше, чем ты заставляешь беспокоиться меня, – ответила она с кислым видом.
– Мама! – взмолился Габриэль. – Случилось что-нибудь? Роза сделала что-то не так?
– Ей ничего не надо делать. Хватит того, что она сидит у меня как кость в горле.
– Но она моя жена, где же она должна быть?
– Пусть будет у себя в доме, а я буду здесь, у Клары. С сегодняшнего дня я живу у твоей сестры.
– Как это – у моей сестры? У тебя есть дом.
– У меня нет дома. Теперь это дом Розы, а по твоей милости у меня теперь нет и мужа. Поэтому я здесь.
И Меркада топнула ногой, словно подтверждая сказанное.
– О господи, мама!.. Пошли домой.
– Ни за что.
– Может, дело в Розе? – допытывался он. – Что она сделала? Она нехорошо с тобой разговаривала?
– Она никак со мной не разговаривала. И я с ней не разговариваю. Точка.
Габриэль онемел. Он долго старался подавить в себе все эмоции, притупить все чувства, но сейчас в нем начала закипать злость. Горло словно перехватило удушьем, он сделал глубокий вдох, потом стиснул зубы и сжал кулаки. Изо всех сил он старался сдержать гнев, но все-таки не выдержал. Грубо стащив с места одного из детей сестры, он сел прямо напротив матери.
Испуганные дети перестали есть, сестра и зять растерянно смотрели, как краска постепенно заливает его лицо, и только мать продолжала хлебать суп, втягивая его с громким хлюпаньем, словно все происходящее ее не касалось. Он почувствовал, что вот-вот взорвется, стукнул кулаком по столу и закричал не своим голосом: