Королева брильянтов - стр. 55
– Мышонок! Пусти же! – раздался приглушенный голос.
Она стукнула пяткой по дверной створке. Но было уже поздно. Створка приоткрылась, выпуская лицо, украшенное холеными бакенбардами. Насколько правильными, что они казались ненастоящими. Такие носят оперные баритоны или офицеры-артиллеристы. Парикмахеру, создавшему эдакое чудо, следует ставить памятник при жизни. Или бюст.
– Позвольте… А что вы тут делаете? – только успел сказать господин, разглядывая нежданного гостя, как его тычком засунули обратно за дверь.
– Еще раз прошу извинить, что помешал, – сказал Пушкин.
В этом доме у него больше не осталось дел. Он повернулся и пошел в прихожую.
– Алексей!
Из прихожей донесся звук хлопнувшей двери.
Держать пленника в спальне не было нужды. Ангелина отошла. Господин с бакенбардами появился наполовину. Он был бос и откровенно гол.
– Мышонок, кто тут был? – спросил он, нахмурившись.
Слезы наконец пришли. Слишком поздно, никому не нужные. Ангелина смахнула их ладошкой и улыбнулась.
– Какая разница! Уже не важно.
Господин с бакенбардами вышел без стеснения, целиком, как мать родила.
– Позвольте, а куда делся мой смокинг?
Ангелина не могла объяснять, что глупо и случайно потеряла куда больше смокинга. Она потеряла будущее. Но разве мужчине объяснишь?
Мотнув головой, словно сбрасывая то, чего не вернешь, Ангелина рывком кинулась и повисла у него на шее, уткнувшись лицом в пушистые линии бакенбардов.
– Ни о чем не беспокойся… любимый, – выдавила она это слово. – Я подарю тебе десять новых смокингов.
– Но это мой концертный, счастливый!
Пожаловаться ему не дали. Ангелина впилась в его губы. Какая теперь разница!
Он долго не мог найти себе места. Номер казался огромной ловушкой, в которой ему отведена роль приманки. Кирьяков не мог совладать со страхом. И хоть при нем был револьвер с патронами, как будто полицейский чиновник готовился к серьезному бою, страх не отпускал. Заползал змейками под кожу в самое сердце. Наконец он поставил стул вплотную к стене, чтобы просматривалась вся гостиная, а перед собой развернул кресло наподобие маленькой баррикады. Револьвер Кирьяков положил перед собой. Последний раз он стрелял летом прошлого года, когда полицию вывезли на летний сбор. В случае чего навести оружие и нажать курок ему хватит духу. Вид вороненого ствола внушал уверенность.
Кирьяков считал засаду в номере «Славянского базара» откровенной глупостью и блажью, на которую поддался раздражайший Эфенбах. Каждому полицейскому известно, что преступник не возвращается на место преступления. Возвращается только в дешевых книжках, что продают на книжном развале. Так было бы преступление!.. Он не поленился сходить в Городской участок и заглянуть в дело: в протоколе осмотра ясно записано – самоубийство. И кого Пушкин намеревался поймать? Привидение, что ли?