Королева Бедлама - стр. 9
Осли скомандовал:
– Подымайте.
Бромфилд повиновался.
– Карвер! Сделай так, чтобы он вдохнул.
Верзила открытой ладонью с размаху хлопнул Мэтью по груди. Воздух вырвался у него изо рта и ноздрей, разбрызгивая навоз.
– Черт! – взревел Карвер. – Он мне рубаху загадил!
– Ну так отойди, отойди. Дай ему как следует насладиться своим ароматом.
Мэтью пришлось втянуть воздух. Ноздри по-прежнему были забиты навозом. Он коркой запекся на лице, точно болотная жижа, и пах тошнотворно – прелой травой, гнилым кормом и… иными словами, свежим навозом только-только из-под коня. С трудом сдержав рвотный позыв, Мэтью попытался вытереть глаза, но сзади его держал Бромфилд – ручищи у него были крепкие, как пиратский швартов.
Осли коротко, истошно хохотнул:
– Да вы гляньте! Не благородный мститель, а пугало! Такой рожей только стервятников пугать, Корбетт!
Мэтью фыркнул и изо всех сил потряс головой; увы, некоторое количество гадкого кушанья все же просочилось сквозь плотно поджатые губы.
– Ладно, отпускайте, – сказал Осли.
Бромфилд выпустил Мэтью и тут же хорошенько толкнул в спину – тот снова растянулся на земле, а когда с трудом поднялся на колени и вытер наконец глаза, Осли встал над ним и тихо, со смесью угрозы и скуки в голосе, произнес:
– Больше ты за мной ходить не будешь, ясно? Заруби это себе на носу, не то в следующий раз так легко не отделаешься. – Затем он обратился к остальным: – Что ж, полагаю, можно оставить молодого человека наедине с его размышлениями?
Последовал характерный звук – кто-то собирался смачно харкнуть. В следующий миг жирный плевок приземлился Мэтью на левое плечо: Карвер (или Бромфилд?) напоследок продемонстрировал свои манеры. Затем раздались удаляющиеся шаги, Осли что-то сказал, остальные засмеялись, и наконец все стихло.
Мэтью сидел на мостовой, отирая лицо рукавами. Живот крутило. Ярость и стыд жгли изнутри так, словно он сидел под палящим полуденным солнцем. Голова болела немилосердно, глаза слезились. В конце концов его вывернуло «староадмиральским» элем и съеденным на ужин сальмагунди. Мэтью пришло в голову, что сегодня он проведет немало времени над умывальным тазом.
Наконец, спустя чуть ли не час, он сумел встать и подумать о том, как добраться домой. До его ночлега на Бродвее, рядом с гончарной мастерской Хайрама Стокли, идти было добрых двадцать минут. Долгих двадцать минут зловония. Но ничего не поделаешь, идти-то надо. Мэтью отправился в путь, клокоча от ярости, пошатываясь и смердя, в самом скверном расположении духа. Сыскать бы теперь лошадиную поилку и залезть в нее целиком. Очистить лицо и мысли.