Король утра, королева дня - стр. 44
А Эмили? Никто из нас никогда не узнает истинных обстоятельств произошедшего гнусного насилия, но я осознаю, что отчасти сам несу ответственность за случившееся. В каком-то смысле я наказан за свои грехи, за свои изъяны, за умышленное пренебрежение обязанностями отца по отношению к дочери. Я не был ей достойным родителем, и последствия ужасны. И теперь из-за все того же высокомерия и эгоцентризма под угрозой сама Крагдарра. Пепел; пепел и зола; вот и все, во что обратились для меня последние пять лет.
– Привет? Мэри? Это ты? Это я. Привет, Мэри. Я слышу тебя ясно, как церковный колокол, а ты меня слышишь? Да, в целом денек чудесный. Нет, никакой спешки, их обоих еще пару часов дома не будет. У меня все в порядке. Ты-то как? О, жаль это слышать. Вода из святого источника в Гортахерке. Пять капель и столько домашней пыли, сколько поместилось бы на флорине. Хорошенько вотри пасту в пораженный участок. Столько раз, Мэри, сколько понадобится. Воды Гортахерка обладают чудодейственной силой. Да-да, пять капель. Столько, сколько поместится на флорине.
Как идут дела? Ну, Мэри, не слишком уж хорошо. Совсем не хорошо. Ох, не мое это дело – сплетничать о тех, кто стоит выше, но, в общем, все хуже некуда. Да уж, хуже некуда, и в некотором смысле, полагаю, я во всем виновата. Да, Мэри, конечно, я расскажу. Все началось сегодня утром, когда я забрала почту у почтальона, мистера Коннера – он такой милый джентльмен. В последнее время хозяин очень настаивал, чтобы я отделяла все его письма от писем госпожи Кэролайн и доставляла прямо ему в кабинет. Ну, я не знаю, как так вышло, должно быть, это спряталось за другим более толстым письмом, адресованным госпоже Кэролайн, – все, что могу предположить, но в любом случае я была там, убирала посуду после завтрака, а она открывала свою почту индийским ножиком из слоновой кости – никогда не видела женщин, которые получали бы столько же писем, сколько хозяйка, – и вдруг я слышу, как нож для вскрытия писем падает на стол, оборачиваюсь, а она держит это самое письмо с таким видом, будто узнала, что ее должны вздернуть; белее, чем реклама прачечной «Лиллипут», вот такая она была. Сидела так целых две минуты, словно сама была сделана из индийской слоновой кости, а потом вдруг издала ужасный визг: «Эдвард!» – так хозяина зовут, ты знаешь, – и вскочила, выбежала из комнаты с таким выражением лица, которое мне бы не хотелось снова увидеть до самого Судного дня. Что ж, Мэри, сама понимаешь, если что-то тревожит хозяина и хозяйку, Мэйр О’Кэролан должна узнать, что именно. Я лишь краешком глаза заглянула, но этого хватило, Мэри! Думала, в меня попала молния и превратила в каменного истукана. Мэри, письмо было от банкиров из Дублина, в нем говорилось, что если доктор Эдвард Гаррет Десмонд не заплатит им – слушай внимательно, Мэри, – сумму в двадцать две тысячи фунтов к концу декабря, они отнимут у него дом и поместье. Ты понимаешь, Мэри, этот глупец взял и заложил имущество, которым владели десять поколений Десмондов, чтобы рассчитаться за чудище в заливе!