Король медвежатников - стр. 67
Стражи у кострища уже не было. Парни ушли два часа назад, чтобы пропить заработанные деньжата в ближайшей таверне. Не опасаясь быть узнанным, старик поднялся на пепелище, скорбя, склонился над внуком и принялся раскручивать на обугленных запястьях проволоку. Потом снял мертвеца с перекладины и, почти невесомого, бережно отнес в телегу.
Следующей была Луиза.
На правой ее кисти он разглядел серебряный браслет с несколькими гранатами. Странно, что никто из стражи не позарился на столь красивую вещь. Правда, вот камушки растрескались от жара, да металл заметно оплавился.
Скорее всего, видели, но не забрали из суеверия.
Бережно, как если бы Луиза была всего лишь ранена, старик поднял ее и уложил рядом с мужем. Пусть и после кончины они будут неразлучны. И, взяв лошадь под уздцы, Экзиль поехал в сторону кладбища.
Могилу он вырыл загодя, сразу за оградой. Таких захоронений здесь было несколько – все без крестов. Еретики, одним словом. Дно могилы он укрыл пышным лапником, а сверху постелил мягкую материю, чтобы лежать в землице им было не жестко. Взяв под руки Марселя, осторожно уложил его в яму. Подумав, снял с себя рубаху и бережно укрыл ею внука, так-то оно поуютнее покоиться будет, – и, прочитав молитву, стал засыпать его землей.
Могила для Луизы удалась. Она получилась глубокой, с гладко выровненными стенами. У внука не столь хороша. Оно и понятно, сначала ведь для невестки старался, а потом подустал малость, силы-то не беспредельные. Но ничего, внучок в обиде не останется, кроме еловых веточек еще и досок ему подложил.
Луиза была невесомой. При жизни она такой не казалась. Старик бережно уложил обугленные останки на грубый холст, постоял немного, прочитал молитву и, поплевав на ладони, принялся засыпать могилу темно-коричневым суглинком.
Откуда-то из темноты вышла бродячая псина. Сверкнула на старика зелеными глазами и, глухо прорычав, затрусила в глубину кладбища.
Старик Экзиль достал заготовленный мешочек и сыпанул в него по горстке землицы из каждой могилы. И, закатив глаза, сделал нехитрый наговор. А потом, подхватив лопату, устало пошел к заждавшейся лошадке.
Двери собора Нотр-Дам, несмотря на поздний час, были открыты. Оно и понятно, разговор с Богом может быть безотлагательным, – чего же тогда выстаивать перед закрытыми вратами!
По обе стороны от входа полыхали факелы, бросая рваные густые тени на брусчатку. Монах перекрестился на распятие и, натянув клобук на самый нос, вошел в храм.
– Это ты, брат Филипп? – послышался голос настоятеля из глубины храма.
– Да, отец Поль, – отвечал вошедший, – пришел помолиться. Не спится мне.