Корейский излом. В крутом пике - стр. 25

Иной оценки от Хамовникова Колесников и не ожидал.

– А как они воспринимают наши ошибки? – спросил Павел, взглянув на майора глазами невинной девицы.

– Это их дело, а наше дело – не допускать таких ошибок, – буркнул майор.

– А в чем ошибся старший лейтенант Карпенко? Думаю, в том, что сразу же не открыл огонь по врагу из всех стволов. Может быть, и жив бы остался. Моей задачей являлось прикрытие самолета-разведчика. На него попытались напасть. Мы просто упредили врагов. Так меня учил товарищ Иван Никитич Кожедуб, мой бывший командир.

Колесников, еще не отошедший от вчерашнего, вовсе не собирался каяться в содеянном. Услышав имя Кожедуба, Хамовников явно сбавил обороты.

– Американцы не являются нашими врагами. Пока что. Но и не союзниками. Ладно, иди. Но все-таки аккуратней, аккуратней там…

Колесников развернулся через левое плечо и покинул кабинет. Ему показалось, что Хамовников высказывал свои претензии формально, выполняя ритуал недремлющего ока МГБ, а на самом деле в душе был согласен с Колесниковым. Статус обязывает. И не исключено, что особисты владели сведениями, пока недоступными для капитана. Павел хорошо изучил их повадки – жизнь заставила.

Ввиду отсутствия потерь произошедший инцидент спустили на тормозах обе стороны конфликта. В официальных сводках упоминания о произошедшем столкновении советских и американских летчиков не появилось. Разве что в «желтой» западной прессе.

Но обеими сторонами были сделаны соответствующие, далеко идущие выводы.

Красная черта (также красная линия от англ. red line), которую нельзя «пересекать» – в политике обозначение предела терпения одной из сторон.

Из политического словаря

Поступив на философский факультет, Павел Колесников так увлекся глобальными проблемами Вселенной, что пытался обсуждать их с каждым встречным-поперечным и, даже попав в больницу, начал навязывать философские дискуссии соседям по палате. Его слушали от скуки, но особого интереса не наблюдалось. Устав выступать, Павел переключился на чтение философских книг и осмысление высказываний выдающихся мыслителей, как древних, так и современных.

Он не ограничивался изучением общепринятой философской доминанты, то есть марксизма, а штудировал и анализировал труды древних греков, Гегеля, Канта, не отвергал и субъективных идеалистов вроде Беркли, где «мир – это комплекс моих ощущений», хотя сам был материалистом.

Глубоко погружаясь в тему, он находил много нестыковок и даже противоречий в трудах классиков, в том числе Маркса и Ленина, поэтому на лекциях начал задавать неудобные вопросы, которые вызывали у преподавателей сначала недоумение, постепенно переходящее в раздражение и злобу.