Корделаки - стр. 25
– Отвечу словами корнета. Я всегда к вашим услугам, мадам! – и Корделаки резво сбежал по лестнице.
Корделаки ехал верхом неспешным шагом по ночным улицам города. Отчетливо слышны были в тишине все четыре удара копыт о мостовую. Размеренный цокот стал чуть глуше, когда он проезжал по плашкоутному мосту, Васильевский остров остался позади. Ехать было недалеко – нужно было лишь миновать Исаакиевскую площадь, да свернуть в переулок. Старый собор уже разобрали, а новый только начинали возводить – кроме забора, окружающего место строительства, ничего нельзя было разглядеть.
А город оказался не так пуст, как думалось в начале пути. Вот навстречу всаднику показались редкие прохожие – двое подвыпивших мужиков что-то возбуждённо продолжали обсуждать прямо на ходу. Чуть позже Илье Казимировичу встретилась иная пара – тётка, одетая наспех, явно спросонья, тащила за шиворот упирающегося подростка. Тот постоянно оглядывался, и тогда она давала ему подзатыльник. Корделаки проследил за направлением любопытствующего мальчишеского взгляда, и сам явственно увидел, что небо за домами цвет имеет гораздо светлее, чем положено ему быть в столь поздний час. Тут, вылетев у него из-за спины, со звоном промчались мимо две пожарные подводы подряд и в происхождении зарева не осталось больше никаких сомнений. «Вот же не повезло кому-то!» – с неясной тревогой подумал наш посланец, и теперь ударов копыт стало слышно лишь по два – он пустил коня рысью.
Подъехав к указанной улице, Илья Казимирович увидел нужную ему ограду – чугунные ворота её были нараспашку, вокруг стояла толпа зевак, а во дворе усадьбы де Вилье раздавались крики, валил клубами дым и царила невообразимая суета. Горели они. Посреди размеренной работы пожарной команды, бестолкового мельтешения слуг и дворовых, стоял посреди двора, застыв в неподвижности, седой, но не старый ещё мужчина и с ужасом смотрел на вырывающееся из окон флигеля пламя. Вокруг него суетилась молодая дама в накинутом на ночное одеяние капоте, пытаясь увести его в дом.
– Михель! Пойдём, ты простудишься. Всё равно ничем помочь нельзя, делается всё возможное. О, боже! Если б знать! К бесу все эти ковры и сервировку, пусть бы было, как было, – её досада явно была искренней, а не плакала она и держалась только оттого, что опасалась ещё больше расстроить своего спутника. – Жила бы с нами! Это всё я, это всё из-за меня. А так – она всё одна, да одна. Гадала, небось, как всегда, вот свечку и не затушила…
– Иди, Лизонька, иди. Я тут постою, – совершенно не слыша, что ему говорит жена, оцепенело продолжал своё наблюдение кошмара обезумевший отец. А, по всей вероятности, это был именно он.