Коралловый остров - стр. 34

Мы не стали брать с собой никакой провизии, поскольку везде на острове росли кокосовые пальмы, которые, как говаривал Питеркин, обеспечивали нас и мясом, и водой, и носовыми платками. Впрочем, я сунул в карман зажигательное стекло на случай, если мы решим развести огонь.

Стояло тихое прелестное утро, когда все звуки кажутся спокойными (я не знаю, как еще выразить эту идею). Эти звуки, будучи не в состоянии нарушить вечный покой земли, неба и моря, подчеркивают, как тих на самом деле мир вокруг нас. Я слышал меланхоличные – но все же казавшиеся мне радостными – вопли морских птиц, плывущих по спокойной воде или парящих под облаками, тихое щебетание пташек в кустах, нежный шелест прибоя и редкие удары волн о коралловый риф. Какой радостью наполнялись наши сердца при мысли, что мы идем по песку все вместе. Радость моя была столь велика, что я удивился ей и впал в размышления о ее причинах. Я пришел к выводу, что состояние абсолютного мира и покоя, как во внешнем мире, так и в душе, есть самая счастливая ситуация для человека. Хотя я многократно испытывал счастье от шумных, суетливых занятий и развлечений, удовлетворение от них никогда не было столь полным и глубоким, как то, что я испытывал сейчас. Я еще больше уверился в своих выводах, когда увидел – и услышал от него самого, – что Питеркин так же счастлив. Однако, вопреки своему обыкновению, он не стал танцевать или кричать от радости, а тихо шел между нами с улыбкой на устах. Читателю не следует думать, что мои размышления были так же стройны и последовательны, как их изложение на бумаге. Напротив, мысли мои были туманны и неопределенны, поскольку я тогда был юн и не склонен к глубоким размышлениям. Я тогда не ведал, что такого умиротворения, о каком я пишу, нельзя найти в мире, – хотя с тех пор я узнал, что религия позволяет в большой степени к нему приблизиться.

Я упомянул, что Питеркин шел по песку между нами. Обыкновенно мы передвигались по острову одним из двух способов. Пробираясь по лесу, мы шли друг за другом, что позволяло нам быстрее продвигаться вперед. В таких случаях Джек всегда шел первым, за ним Питеркин, а я следовал замыкающим. Но если под нашими ногами сверкал белый песок, мы шли плечом к плечу, находя этот способ намного более приятным. Джек, как самый высокий, шел со стороны моря, а Питеркин вставал между нами, что позволяло ему обращаться к каждому из нас, а нам – к нему. Если мы с Джеком хотели заговорить друг с другом, то легко переговаривались через голову Питеркина. Питеркин говорил, что, будь он так же высок, как мы с Джеком, наш порядок при ходьбе остался бы неизменным. Джек часто бранил его за то, что любые слова влетают у него в одно ухо и вылетают из другого, так что его голова, без сомнения, не могла бы помешать нашей беседе.