Корабль в пустоте - стр. 26

Эге, да он фоменковец! «Новую хронологию» пропагандирует, причем в государственном вузе! Однако, когда лекция закончилась и студенты повалили из аудитории, я увидел в ушах многих из них наушники – так что едва ли пропаганда была эффективной. Вслед за студентами появился и сам Колюбакин. Этого мужчину лет тридцати пяти с круглыми розовыми щеками и рыжеватой бородкой-эспаньолкой я уже видел в холле городской библиотеки: он сидел в сторонке на банкетке с отсутствующим видом, подпирая стену. Не припомню, правда, присутствовал ли он потом в зале, где меня интервьюировали.

– Невольно услышал финал вашей лекции, – сказал я, поздоровавшись с ним. – А почему бы не завершить вашу мысль в полном соответствии с «новой хронологией»: что Троянская и Хеттская войны на самом деле – одно и то же событие и произошло оно во времена Александра Македонского? А Агамемнон и Александр Македонский – один и тот же человек?

– Это не столь уж и абсурдно, как может показаться, – нимало не смутившись, отвечал он. – Я полагаю, что «народы моря» сокрушили хеттов после того, как получили ключ к Дарданеллам, а не наоборот, то есть не до падения Трои, а после. Так что это был единый процесс, только растянувшийся во времени. Насчет Агамемнона и Александра Македонского интересно, надо запомнить. А вам никогда не казалось, что Александр Македонский столь же мифологичен, как, скажем, и Геракл? Уж больно он много подвигов насовершал, в его-то возрасте.

– Вы знаете, я в детстве вообще не верил в так называемые судьбоносные исторические события. В моем дворе ничего похожего не наблюдалось, а взрослые с авоськами категорически не напоминали людей, способных совершать подвиги.

– Вы, вероятно, намекаете, что подобные мысли могли зародиться только в таком глухом провинциальном дворе, как Южноморск, – ухмыльнулся он.

– Провинциальность – не всегда территориальный признак. Мысли о том, что никакой истории на самом деле не существовало, приходят в голову многим людям и в Москве, и в Питере. Но я хотел бы поговорить не об этом. Я так понял, что после исчезновения Хачериди и внезапной болезни ректора именно вы – то лицо, что отвечает в университете за конференцию.

– Хм, – несколько покривился Колюбакин, – вообще-то, никто меня пока на это не уполномочивал.

– А сами вы не напрашиваетесь. Понятно. Но всё же, кроме вас, никто на мои вопросы не ответит.

– Пожалуйста, но, наверное, лучше у нас на кафедре. Она вон там, в конце коридора.

Прошли на кафедру. Она представляла собой пеналообразную комнату, всю уставленную по периметру глухими шкафами и поцарапанными столами. На них пылились здоровенные компьютерные мониторы эпохи 90-х – как некие утесы, о которые разбивались волны пожелтевших методичек и прочего бумажного хлама. Здесь не пахло ни историей, ни археологией, лишь прошлогодний настенный календарь с фото столпов у Дворца дожей в Венеции напоминал о них.