Корабль отплывает в полночь - стр. 4

Зал Костей оказался огромным, прямо целый городок, а стойка бара бесконечной, как железная дорога. Круги света на зеленом сукне покерных столов и дразнящий полумрак вокруг, где белоногими юными ведьмами сновали кассирши и официантки, напоминали песочные часы. Вдали у эстрады белели песочные часы поменьше – там исполняли танец живота. Игроки все как на подбор сверкали лысинами, будто полученными в награду за терпеливое ожидание нужной карты, удачной комбинации костей или попадания бильярдного шара в лузу. Все они к тому же были толстые и приземистые, как грибы, и, словно заросли алых пионов, их окружали раскрашенные шлюхи. Реплики крупье и шелест раздаваемых карт слагались в мягкое, но неумолимое стаккато, соединяясь с ритмичным треском джазовых барабанов. Каждый невидимый атом здесь исполнял предназначенный ему напряженный, будоражащий танец. Даже частицы пыли отплясывали в лучах падающего света.

Джо почувствовал слабый озноб: бриз, предвещающий шторм. Он знал, что это легчайшее дуновение, захлестнув его, превратится в торнадо несокрушимой уверенности. Все мысли о доме, Жене и Матери испарились, один лишь Мистер Гатс в образе молодого мартовского кота крался по самому краю сознания и, подбирая лапы, готовился к прыжку. Его напряжение передалось Джо, и ноги налились былой силой.

Пока Джо бесстрастно изучал зал, его рука, проявив самостоятельность, сняла бокал с проплывавшего мимо, чуть дребезжа, подноса. Наконец взгляд остановился на игральном столе, который Джо мысленно назвал Главным Столом. Здесь собрались все Большие Грибы – тоже лысые, но длинноногие, как поганки. Среди них по другую сторону стола Джо увидел необычайно высокого субъекта. Он был в длинном черном плаще с поднятым воротником и в темной широкополой шляпе, надвинутой на глаза так, что издали можно было рассмотреть лишь белый треугольник лица.

Подозрение и надежда охватили Джо, и он устремился к незнакомцу, чтобы протиснуться меж Больших Грибов.

Стайка белоногих девиц с блестящими волосами рассыпалась перед ним, и чем ближе он подходил к незнакомцу, тем увереннее подтверждались подозрения и крепла надежда. На одном конце стола сидел необъятных размеров толстяк с длинной сигарой и в серебристой жилетке, а галстук был заколот золотой булавкой в восемь дюймов длиной, жирная гравировка на которой недвусмысленно сообщала: «Мистер Костинс». У другого конца стола красовалась совершенно обнаженная девица – кассирша с лотком, наполненным поблескивающими башенками золотых монет и черными как ночь фишками. К тому же лоток служил одновременно и ложем для ее пышной груди. А единственным предметом туалета девицы, разносившей кости (еще более тощей, высокой и долгорукой, чем его собственная Жена), была пара длинных белых перчаток. Разносчица была вполне привлекательна, но, что называется, на любителя: кости, обтянутые бледной кожей, и груди как лимончики.