Корабль дураков - стр. 67
– Слыхали вы что-нибудь подобное? – изумленно сказала Эльза по-английски. Глаза у нее стали совсем круглые, крупный детский рот приоткрыт, ноздри раздулись. – Что же она за женщина? И как он с ней разговаривает – по-моему, совсем не как муж.
– Они ведь в одной каюте, – заметила Дженни.
– А вот вы с мужем в разных каютах, – возразила Эльза. – Разве тут поймешь?
– Мы не женаты, – сказала Дженни и принялась пилочкой подправлять ногти.
Эльза жадно ждала продолжения. Продолжения не последовало. Соседка приветливо улыбнулась ей, по-прежнему занимаясь ногтями.
– Ну, – разочарованно сказала Эльза, – я не понимаю, как женщина позволяет так с собой обращаться. Наверно, она уж совсем неотесанная. Ни одна женщина не должна мириться с такой грубостью.
– Это входит в ее ремесло, – сказала Дженни и зевнула. – Может быть, уже погасим свет?
– Ее ремесло?
Эльза явно была поражена, смущена, даже обижена. И Дженни стало неловко.
– Глупости я говорю, – сказала она. – Не обращайте внимания. Наверно, они муж и жена и просто ссорятся из-за денег. Это, знаете, часто бывает.
– О да, это я знаю, – сказала Эльза.
В темноте, когда Дженни уже начала дремать, Эльза, лежа на своем диване под иллюминатором, поведала о том, что лежало у нее на душе:
– Мой отец всегда мне говорит: верь в любовь, люби сама – и тогда будешь счастлива, а мама говорит, это все выдумки. Хотела бы я знать… я люблю маму, но, мне кажется, отец лучше знает.
– Очень возможно, – подтвердила Дженни сквозь сон. – Спокойной ночи.
– Спокойной ночи, – сказала Эльза. – Мой отец – человек жизнерадостный, он любит повеселиться. А мама совсем не умеет смеяться. Она говорит, смеются только дураки, в этой жизни смеяться нечему… Помню, один раз, когда я была маленькая… я вообще много всего помню, а в тот раз мы с папой и мамой были в гостях… в Швейцарии, когда живут за городом, всегда детей берут в гости, даже совсем маленьких… и мама не хотела танцевать первый танец с отцом, ну, и конечно, он не мог танцевать с кем-нибудь еще. И тогда он ей сказал: «Ладно, как хочешь, тогда я найду себе даму получше тебя», – и взял метлу и с ней танцевал, и всем, кроме мамы, это показалось очень забавно. А она потом весь вечер с ним не разговаривала. И папа выпил слишком много пива и стал очень веселый, а по дороге домой вдруг говорит маме: «Ну, теперь ты потанцуешь» – и взял ее за талию и закружил, закружил, под конец у нее даже ноги оторвались от земли и она заплакала. И я никак не могла ее понять. Ничего плохого в этом не было, было очень забавно. А мама плакала, и тогда я тоже заплакала. И тогда папа, бедный, совсем притих, шел с нами и молчал, и теперь я думаю – ему тоже хотелось плакать. Мама никогда не смеялась ни одной папиной шутке, а он все время старается шутить. Иногда его шутки просто ужасны, вы не думайте, я понимаю. Ох, – Эльза заговорила медленней, в ее голосе звучало горестное недоумение, – боюсь, я пошла в маму, я не умею быть веселой и забавлять людей, мне стыдно было бы привлекать к себе внимание, но иногда так трудно сидеть и молчать. И я думаю – может быть, я какая-то не такая, вот молодые люди меня и не приглашают танцевать.