Копье Пустыни - стр. 52

Джардир был счастлив, как никогда.

Мальчик огляделся по сторонам. Два даль’шарума загнали огненного демона в неглубокий пруд и держали его копьями под водой. Вода кипела и бурлила, демон бился, но воины не отпускали, пока он не затих.

Раненый воин-наживка выглядел неплохо, но бледный Мошкама – воин с отгрызенной ногой – лежал в луже крови и задыхался. Он поймал взгляд Джардира и поманил к себе его и Хасика.

– Прикончите меня, – выдохнул он. – Не хочу жить калекой.

Джардир посмотрел на Хасика.

– Убей его, – приказал Хасик. – Не заставляй бедолагу страдать.

Джардир немедленно подумал об Аббане. На какие страдания он обрек своего друга, не позволив ему умереть смертью воина?

«Долг даль’шарума – поддерживать своих братьев не только в жизни, но и в смерти», – сказал Керан.

– Я готов, – прохрипел Мошкама. Слабыми, дрожащими пальцами он развел одеяние на груди, сдвинув в сторону плашки брони из обожженной глины, вшитые в ткань.

Джардир заглянул ему в глаза и увидел в них отвагу и честь, которых так не хватало Аббану. И с гордостью вонзил в грудь раненому копье.

– А ты неплохо справился, крыса, – похвалил Хасик, когда прогудели рога, возвещая, что в Лабиринте не осталось живых и свободных алагай. – Я думал, ты намочишь бидо, но ты вел себя как мужчина.

Он сделал еще глоток кузи и протянул фляжку Джардиру.

– Спасибо. – Джардир хорошенько приложился к фляжке, притворяясь, будто едкая жидкость не обжигает горло.

Он по-прежнему побаивался Хасика, но наставники были правы: кто пролил кровь в Лабиринте, тот никогда не будет прежним. Теперь они братья.

Хасик расхаживал взад и вперед.

– У меня кровь прямо бурлит после алагай’шарак. Най бы побрала Дамаджи, который запретил посещать великий гарем до рассвета!

Несколько воинов хмыкнули в знак согласия.

Джардир вспомнил, как утром воин нес дживах’шарум за занавеску, и покраснел.

Хасик заметил его смущение:

– Возбудился, крыса? Верблюжьему ублюдку не терпится взять свою первую женщину?

Джардир промолчал.

– Снимут с него бидо или нет, мужчиной он не станет! – засмеялся другой воин, Маник. – Откуда такому малышу знать, для чего нужны постельные плясуньи!

Джардир открыл было рот, но промолчал. Они нарочно его дразнят. Что бы ни случилось в Лабиринте, он остается най’шарумом, пока дама’тинг не предскажет его судьбу, и любой воин может убить его за малейшую дерзость.

Как ни странно, Хасик пришел на помощь:

– Оставьте крысу в покое. Он мой аджин’пал. Кто смеется над ним, смеется надо мной.

Маник возмущенно выпятил грудь, но Хасик был молод и силен. Мужчины мгновение сверлили друг друга глазами, затем Маник сплюнул: