Копье Лонгина. Kyrie Eleison - стр. 7
Этой ночью Теодора встречала лунный свет, не стыдясь и не пряча ни единого дюйма своей белоснежной кожи. Её покой охраняли трое бравых братьев римского судьи, также не отягощённых душной и раздражающей тело одеждой. Мароция подошла вплотную к сестре. Вытянув вперёд руку, она сравнила свою кожу со снегоподобной кожей Теодоры, затем она бесцеремонно разглядела и ощупала её грудь, живот и бёдра и удовлетворённо качнула головой. Нет, решительно ни в чём она не выглядит старше своей сестры, и даже многочисленные роды не навредили ей. Её кожа также упруга и нежна, как у Теодоры, её бедра куда более круты и вызывающи, её грудь не менее воинственно смотрит вверх. А ведь ей между тем уже шёл тридцатый год, возраст для большинства женщин того времени критический, когда отсутствие элементарной гигиены, болезни и крутой нрав жизненных попутчиков превращали недавних дев в отталкивающего вида спивающихся старух. Нет, решительно это иудейское снадобье, разысканное ею в библиотеке Агельтруды и с тех пор постоянно и в великой тайне приготовляемоё ею, творит великие чудеса. Или всё-таки ей это только кажется?
А может, всё ещё проще? А может, Создатель всего сущего за какие-то добродетели возблагодарил их род долгой, стойкой красотой и она просто беззастенчиво пользуется однажды излитой благодатью? Разве найдётся среди живущих такой скульптор, кто мог бы изваять столь совершенную фигуру и выточить, не сломав, её тончайшие руки, её изящный, как у греческих богинь, стан? Где тот художник, что мог бы в полной мере отобразить её южный волнующий и одновременно нежный цвет кожи, её ювелирно очерченный контур лица с чёрной диадемой густых волос, её неудержимо притягательные, яркие и сочные губы? И чем, как не подарком из другого мира, могут считаться необыкновенные глаза её, глубокие и вороные, в которые, порой казалось, мог провалиться весь существующий мир? Она знала своё главное оружие, она научилась им с преступной искусностью управлять. На печаль Творцу Вселенной, чьи старания и по сию пору оставались с её стороны без благодарного возмещения. А может, это был вовсе не Творец? О, тогда здесь никто никому уже не должен.
Услышав шаги Мароции, приподнял голову и оглядел её мутными пьяными глазами один из баронов, прибывших накануне из Сполето. Мароция, забыв на время о своём сравнительном анализе, поневоле задержала на нём взгляд.
Она вспомнила о своём муже, точнее о том, кто вот уже десять с лишним лет считается её мужем. Примечательно, что она ни сном ни духом не ведала о подписанном Альберихом согласии на расторжение их брака, ибо папа Иоанн решил до поры до времени не давать этому письму ход. Сам же сиятельный герцог Альберих медленно, но верно доводил и себя, и своё герцогство до ручки, а Мароция никаким образом не могла повлиять на это гибельное скольжение в пропасть. Вернувшись после Гарильяно с долгами ещё большими, чем были до того, Альберих отгородился от всех в своём герцогстве, игнорируя приглашения из Рима и сквозь зубовный скрежет общаясь поневоле со своими соседям из Тосканы, Беневента и Вероны. Мужественный некогда рыцарь продолжал спиваться, причём компания его друзей с течением времени прореживалась всё сильнее, пока не исчезла вовсе. Впрочем, Альбериху никого уже и не нужно было. Доходя порой до белой горячки, он гонял своих слуг, и то сыпал проклятиями в адрес Мароции, то, рыдая, звал из небытия своих верных друзей, погибших от сарацинских мечей, – Кресченция, Марка и Максима. Мароция всегда с презрением и жалостью слушала новости, приходящие из Сполето.