Копье Лонгина. Kyrie Eleison - стр. 42
– Как приятно слышать слова Священного Писания из ваших медоточивых уст, как славно, что император римлян не понаслышке знает Библию. Но я и не призываю вас карать Фламберта, сына Гуго, пусть живёт с миром и молится за отца своего. Подальше от Милана.
– Мне кажется, гордость и наглость возымели верх в душе вашей! Хотя чему я удивляюсь? Ведь я разговариваю с человеком, успевшим за последние два года трижды переметнуться из одного лагеря в другой! Да что там за два года, вы во время уже сегодняшнего разговора пообещали своё войско и мне, и Рудольфу. Не своей смертью вы умрёте, ваше преподобие!
– Не спешите приходить в ярость, государь. Ярость во все времена плохой советник. К тому же вы не дослушали меня.
Беренгарий кивнул головой, приказывая говорить далее.
– Под рукой Рудольфа здесь почти две тысячи храбрых воинов.
– Я это успел заметить.
– Но арьергард его армии составляет корпус города Пьяченцы. Пьяченца готова будет сей же час оставить поле битвы на ваше торжество и вашу победу! Разумеется, если просьба моя будет услышана.
Беренгарий с изменившимся лицом отошёл от продолжавшего ухмыляться епископа. Он медленно побрёл вдоль поля, чувствуя, что ему предстоит сделать нелёгкий выбор. На мгновение он оглянулся на епископа, который оставался на месте и не следовал за ним.
– Но ведь это будет нарушением правил Церкви, если вы, епископ Пьяченцы, станете епископом Милана!
– Полноте, ваше высочество. За вами папа Иоанн, который в своё время успешно перескакивал с болонской кафедры на равеннскую, а затем и вовсе на римскую. Ещё одно маленькое отступление не нарушит устои Церкви и не утяжелит сильно грехи Иоанна!
Беренгарий покачал головой и побрёл дальше. Епископ остался ждать его решения. Соблазн был чудовищно велик. Предательство Пьяченцы почти наверняка обещало победу его войску – это главное. Обстоятельства убийства императора Ламберта, пусть Беренгарий нисколечко в этом замешан не был, сложились таким причудливым образом, будто действиями преступников кто-то и в самом деле управлял, а он, Беренгарий, при этом оказался в итоге главным бенефициаром случившегося и теперь остаток своих дней может провести в бесплодных оправданиях или бессмысленных гонениях на клеветников, а имя его впоследствии получит проклятие безжалостных потомков. Наконец, сын Гуго, архиепископ Милана Фламберт, уже давно не пользовался симпатией императора, будучи не раз уличённым в симонии, что и стало причиной того, что Беренгарий, с трудом согласившийся на его назначение архиепископом, обязал Фламберта заплатить солидный выкуп, который он, кстати, пока почему-то не торопится внести.