Копье Лонгина. Kyrie Eleison - стр. 29

Причина оказалась проста. Едва проводив графа Адальберта за городские стены и снабдив того конём, копьём, достойным одеянием и десятком слуг, почтенный архиепископ испустил дух, и за его палий немедленно началась ожесточённая борьба. Поначалу явным фаворитом казался Фламберт, сын Гуго Миланского, внук бывшего городского правителя Майнфреда, а также, ко всему прочему, ещё и дальний родственник умершего архиепископа. Долгое время он служил при дворе Беренгария и, стало быть, мог рассчитывать на поддержку императора, а значит, и самого папы. Однако в дело вмешался епископ Пьяченцы Гвидолин, который также мог рассчитывать на заступничество императора и папы. От последнего Гвидолин требовал, чтобы тот закрыл глаза на нарушение церковных канонов и дал своё согласие на смену одной епископской кафедры на другую. Папа Иоанн Десятый, в своё время именно таким образом добившийся для себя тиары, для других исключение делать не стал и в просьбе Гвидолину отказал. Узнав о решении папы, пошёл на попятную и император, несмотря на всё своё благожелательное отношение к епископу Пьяченцы, в своё время донёсшему ему о заговоре Одельрика и Гизельберта. Единственное, что он мог сделать для своего обиженного друга, – это взять с Фламберта обязательство внести пожертвование, то есть, проще говоря, заплатить за епископский палий немалую сумму в королевскую казну и в казну веронской епархии, причём Беренгарий не поленился и подробно описал суммы, причитающиеся веронскому клиру вплоть до последнего остиария и кубикулария. Фламберту ничего не оставалось, как, до боли укусив себя за локоть, согласиться на условия императора.

В октябре состоялась интронизация Фламберта, а спустя месяц к стенам вверенного ему города подошли бургундские войска. Оскорблённый императором Фламберт поначалу готов был встретить Рудольфа хлебом-солью, однако по совету своего более мудрого отца, Гуго Миланского, принял решение запереть стены замка, рассчитывая таким поступком заслужить благодарность императора и, возможно, получить разрешение не платить или хотя бы уменьшить умопомрачительный и унизительный выкуп. Первая реакция Беренгария на события в Милане позволила новому епископу думать, что отец дал ему дельный совет.

Благодарное письмо Беренгария новому епископу Милана стало чуть ли не первой весточкой лангобардским землям от их императора, на права которого открытым образом покусились. Конечно, Беренгарий ещё в сентябре от пилигримов-монахов узнал о приготовлениях нового похода в его земли со стороны Бургундии. К этой угрозе король отнёсся не слишком серьёзно, поступавшая к нему информация о новом претенденте не нарушила сон и аппетит старого монарха. Измена Ивреи и скрытая поддержка Рудольфа из Тосканы также не стали для Беренгария сюрпризом. Он направил молодому бургундскому королю письмо с гневным требованием остановиться и дожидаться в Новаре прихода императорской делегации, после чего Беренгарий предложил Рудольфу встретиться лично и устранить возникшую конфликтную ситуацию. Любопытно, что Рудольф, словно верный вассал, и в самом деле послушно остановился и до конца 921 года оставался в Новаре. Впрочем, богобоязненные люди, сторонники бургундской короны уверяли, что бездействие короля объясняется лишь рождественским постом, по окончании которого вся Италия почувствует на себе его мускулистую руку.