Контрольная группа - стр. 18
– Это ненастоящее затмение, – наконец сказал он. – Луна пройдет вскользь и совсем темно не станет.
Я угрюмо согласился. Хоть кто-то заметил, что темнеет не просто так.
– Хотите посмотреть? – парень вытащил из кармана кусок засвеченной фотопленки. – Только сложите вдвое, а то глаза болеть будут.
– Нет, не хочу.
Я откинулся на ребристые перила и закрыл глаза. Звуки смеющихся людей, шагов, шорох крыльев потревоженных голубей сливались в какофонию – дополнению к постепенно угасающему оранжевому свету, сочившемуся сквозь веки. Только голос собеседника выдавался из этого фона назойливым, но почему-то не раздражающим басом.
– А вы Никита Ломакин, да? Я вас помню. Мы недолго вместе учились.
Я усмехнулся и приоткрыл один глаз. Мой собеседник прижимал сумку к животу, словно на нее кто-то покушался и смотрел вдаль. Из-под коротких штанин синих брюк со стрелками выглядывали забавные желто-красные носки.
– Ты почему меня на вы называешь? – спросил я. Это и правда казалось очень странным и неуместным.
– Привычка. Мама говорила всегда что это правильно – малознакомого человека называть на вы. Иногда кажется, что это глупо, но привычка есть привычка.
– Она, наверное, учитель этики, – сказал я.
– Библиотекарь, – он протянул мне пухлые пальцы. – Кстати, я Марк.
Видимо Самойлов. Список я помнил почти наизусть.
– Приятно познакомиться, Марк и будь здоров, – я пожал его теплую руку и поднявшись отряхнул штанины. Во дворе собрались почти все из списка Дмитрия Александровича. Даже водитель уже дымил у дверей и деловито руководил загрузкой рюкзаков. Не хватало только самого Дмитрия Александровича. И Саши Калугиной тоже очень не хватало. Однажды я заметил, что только ее опоздания куда-либо меня абсолютно не раздражают. Опоздания других – категорически. И даже само слово было не особо приятным. Но в отличие от меня самого, всегда ухитрявшегося прибыть на полчаса раньше назначенного времени, Саша следовала совершенно обратной привычке и заставляла всех ждать, даже если в этом не было особой потребности.
«Почему ты всегда опаздываешь?», – спрашивал я ее в своих мыслях, каждый раз, когда наконец видел, что она торопливо приближается, напрочь игнорируя часы.
«Потому что тебя это раздражает», – отвечала она.
И даже на это я ухитрялся не сердиться.
Заметно темнело. Солнце все так же пыталось светить, но свет был каким-то красноватым, непривычным, словно кто-то поднялся до самого неба и вкрутил там более тусклую лампочку в целях экономии или просто из вредности. От этого двор казался старой фотографией подернутой сепией, с изъеденными солнцем и временем красками. Близняшки Кисловы сидели на скамейке и слушали музыку в одни наушники на двоих. Стройная Лиза в бейсболке, спортивных наколенниках и шортах, несмотря на очень прохладный день, и длинноволосый Антон. У них были одинаковые, торчащие над застежкой бейсболки хвостики, перетянутые одинаковыми резинками. И они почти синхронно покачивали ногой в такт музыке. Близняшки Кисловы оставались для меня загадкой. Их начавшаяся синхронно жизнь, продолжалась уже семнадцать лет на какой-то одной, доступной только им волне, в которой было место общим утренним пробежкам, молчаливым улыбкам без слов, словно они давно могли читать мысли друг друга и не слишком то скрывали это, взаимному выбору завтрака в школьной столовой, когда, не сговариваясь они ставили на подносы тарелочки себе и близняшке. Как ни старался, я не мог представить на их месте себя и Марту. Марта скорее всего тоже и, как и я держалась от них подальше.