Контракт со зверем - стр. 5

Блинов внимательно пролистал паспорт.

– Понятно. Данилова Анна Игоревна. Прописка местная. Кем работаете?

– Терапевтом в районной поликлинике.

– Понятно, бюджетница. – Он криво усмехнулся. – А муж есть?

– Погиб десять лет назад.

– Понятно.

– Да что вам всё понятно?

Мужчина вернул мои документы.

– Понятно, что час от часу не легче. Где же вы деньги возьмёте, уважаемая?

Я гордо вскинула подбородок.

– Найду.

Обменявшись расписками, мы погрузились в машины и разъехались. Я ненавидела авто во всех их проявлениях. Одно из них сделало меня вдовой в двадцать шесть лет, а другое только что пробило огромную брешь в семейном бюджете, который постоянно требовал всё новых вливаний. Тем не менее я села за руль проклятого «Феррари» и дала по газам.

– Ма! Да всё будет нормально. Я телефон дяди Паши дал. Он и не такие «бэхи» на ноги ставил.

Я молчала, кусая губы, чтобы не разреветься прямо за рулём, туго соображая, где взять такую сумму. Кредит отпадал сразу. На мне уже висело три. Занять было не у кого. Все подружки работали со мной в одной поликлинике и тоже едва сводили концы с концами. Оставалась одна надежда – найти своего блудного родителя.

Мы с отцом не общались лет двадцать, а если быть абсолютно точной, двадцать два года. Именно тогда, в разгар девяностых, он бросил нас с мамой и умчался в Америку. Первое время мы ждали, живя на широкую ногу, ни в чём себе не отказывая. Мама привыкла шить платья у лучших портних и ходить к лучшим парикмахерам. Точнее, это они, портнихи, парикмахерши и маникюрши, приходили в нашу огромную квартиру на Патриарших. Мы не питались деликатесами, но продукты в холодильнике водились всегда и самого высокого качества: мясо с рынка, молочко и творог из села, хлебушек из лучшей пекарни. Но деньги таяли, а папаша и не думал возвращаться. Вскоре он позвонил и сообщил, что встретил другую женщину, любовь всей своей жизни, и теперь его дом в Нью-Йорке. Мама не знала что делать. Она никогда не работала, наивно думая, что деньги в тумбочке размножаются почкованием.

Я же решила хотя бы выжить, а это было нелегко. Московская квартира оказалась ведомственной. Мать проплакала до утра, собирая вещи. А потом поезд увез нас на Кавказ, где в крохотном городке мои дед с бабкой обитали в добротной трёшке. Дедушка в прошлом был тоже государственным мужем, но, в отличие от своего недальновидного зятя, умудрился перевести жильё в собственность. Маме пришлось умерить свои аппетиты. Она держалась мужественно.

Мои родственники покинули этот мир быстро, один за другим. Сначала бабушка, а следом за ней и дед. Вот так мы и остались без средств к существованию. В пятнадцать лет я пошла работать. Моя «половая» жизнь охватывала три подъезда пятиэтажки и небольшой магазин, который я мыла по ночам. Деньги не бог весть какие, но на продукты хватало. Но, видимо, судьбе показалось мало всего того, что она уже вылила мне на голову. В довершение всех неприятностей заболела мама. Нервный срыв привёл к инсульту. И это в пятьдесят! Сейчас я плохо понимаю, как умудрилась тогда закончить школу и поступить в институт. Я виртуозно колола внутривенные, ставила капельницы, кормила маму с ложечки, мыла, переворачивала, сдавала сессии и подрабатывала санитаркой в военном госпитале. Там я и познакомилась с Максом, который выздоравливал после пневмонии. И завертелось. После демобилизации он переехал ко мне. Мы тихонько расписались и зажили душа в душу. Хотя кому я вру?