Контракт на её любовь - стр. 29
Интересно, почему?
— Я не знал, что она развелась с мужем и никак не ожидал встретить ее здесь, — словно прочитав мои мысли, продолжает тот. — Несколько лет назад они довольно часто посещали ресторан вместе. Пока однажды ее муж не устроил скандал из-за какой-то ерунды. Точно не помню, в чем было дело, он буквально втоптал в грязь нашу официантку. Девочку потом откачивали успокоительными. А я у знал, что он так себя ведет со всеми женщинами, кроме разве что своей матери.
— Абьюзер?
— Еще какой. Вероника была добра и, пока муж отошел, извинилась за его поведение. Переживала за ни в чем неповинную официантку.
Вот оно как. Любопытно.
— Ты отплатил ей за то, взяв на работу? — наконец мне становятся понятны его мотивы.
— Я услышал твои слова на счет ее бедственного положения. Ты ведь тоже хотел ей помочь? Не предложи я ей работу сам, ты бы попросил меня об этом?
Эээ... Ну... Нет, я не скажу ему правду. И в мыслях не было ничего подобного.
Дабы не врать, беру стакан и опрокидываю в себя его содержимое, но отец ухмыляется, уверенный, что разгадал мой план. Думает, я добрый самаритянин. Но я точно не из таких. У меня в тот момент созрел план, который кажется все более удачным.
— Так она тебе нравится? Отец. Может пора уже?
Молчит, отвернулся к стене, поднес бокал к губам, но завис и не пьет. Взгляд опустел, словно он опять погрузился в свою темноту, которая поглотила его после похорон.
Мне нужно привести его в чувства. Сейчас же. Иначе весь прогресс к чертям.
В сердцах бью рукой по столу, выводя его из этого состояния.
— Два года, отец! Ее нет два года, а ты все никак не хочешь принять это!
Да, получается — взгляд уже не такой пугающий.
Но смотрит он на меня исподлобья. Снисходительно. Это бесит. Он не понимает, отчего моя злость, или делает вид, что не понимает.
— Ярослав, не думай, что имеешь право вмешиваться, — отвечает жестко.
Но подобный тон меня никогда не останавливал. Я прекрасно знаю, что это лишь маска. На самом деле там, за ней, ему так же хреново, как и мне. Но я больше не могу молчать.
— По-твоему я должен опустить руки и наплевать на то, что мой отец похоронил себя заживо? Должен позволить тебе и дальше спускать свою жизнь под откос?
— Ты понятия не имеешь, о чем говоришь!
Мои слова легко выводят его из равновесия. Желваки дергаются, выдавая, что внутри поднялась буря протеста.
Он ненавидит конфликты, всегда уходит от прямых разговоров, а тут я набрался наглости и заговорил откровенно.
— Это ты в своем горе ничего не видишь, не хочешь принимать правду. Я ждал, что если дать тебе время, то оно отступит, и ты вернешься к прежней жизни. Но два года — уже чересчур!