Конторщица - стр. 5
Пока я пыталась угадать, какая именно из четырех комнат моя, дверь той, что слева, распахнулась, и на пороге возник печальный мужчинка с намечающимся животом, белобрысый и усатый. Было ему около 30-35 лет, хотя в это время люди старели быстрее, так что вполне могло быть и 25. Он исподлобья уставился на меня и многозначительно молчал.
Ну, я тоже рассматривала его и тоже молчала. Во-первых, я подозревала, что это и есть сам Горшков, супруг Лидии Степановны, но это было не точно. Во-вторых, я банально не знала ни имени этого супруга, ни темы для разговоров.
Пауза затягивалась.
Наконец, мужчинка не выдержал первым и мрачно сообщил:
– Суп прокис.
Я продолжала молчать. Потому что не понимала, какую реакцию он ожидал от супруги – просить прощения, бежать варить новый суп, рыдать, пойти повеситься, в конце концов. Но хоть одно радует – теперь стало понятно, что это и есть супруг Горшков, потому что по логике какое дело постороннему человеку до супа Горшковых?
Не дождавшись от меня ответа, Горшков расстроенно добавил:
– И рубашку ты плохо погладила, Лидия. На рукаве две складки, и у воротника.
А вот это уже серьезное обвинение, пойду, значит, повешусь. Что-то на ха-ха меня пробивает, поэтому, чтобы прекратить зарождающуюся истерику, я резко вдохнула и выдохнула. Очевидно, приняв мою реакцию за полное признание вины, Горшков нахмурился и продолжил:
– А вчера ты купила килограмм фарша по рубль восемьдесят пять копеек, а в центральном гастрономе можно было взять за рубль шестьдесят…
От неожиданности я икнула.
Горшков продолжал что-то еще зудеть, а у меня вдруг дико разболелась голова. Боль билась то в висках, то в затылке, казалось, в мозг вставили раскаленный гвоздь и медленно его там проворачивают. Перед глазами потемнело и во рту ощутимо почувствовался тошнотворный металлический привкус. Сквозь вязкую, как кисель, пелену до меня доносился голос, который монотонно бубнил, перечисляя грехи этого тела.
И тут вдруг такая злость меня накрыла, что я не выдержала:
– Слышь, козел, рот закрой.
Мужчинку аж перекосило: он выпучил глаза и, словно выброшенная на берег рыба, хватал ртом воздух. Мне даже стало его жаль, обычно я стараюсь быть вежливой, но тут все как-то сразу, вот нервы и сдали.
Я обошла статую супруга Лидии Степановны и вошла в комнату, где проживала чета Горшковых. Обстановка соответствовала стилю повседневной жизни простого советского гражданина: панцирная кровать с небольшой горкой подушек, светлый полированный шкаф, этажерка с проигрывателем, два стула, по центру комнаты – круглый стол под плюшевой скатертью с бахромой. На обклеенной полосатыми обоями стене – радио и вырезка с изображением березового леса. На узком окне – веселенькие занавески в цветочек. Телевизор у Горшковых был черно-белый.