Константин Леонтьев - стр. 72
Маша чудесно играла на фортепьяно, читала Гете и Шиллера в оригинале, любила Лермонтова, обладала легкой походкой и безупречным вкусом (спустя 30 лет Леонтьев еще помнил ее «кашемировое платье, клетчатое, малиновое и vert-pomme[142] и черный, длинный бархатный cache-peigne[143]») – всего этого было достаточно, чтобы вскружить Леонтьеву голову. Видимо, и Маше молодой врач немного нравился, – в противном случае, Леонтьев вряд ли бы стал к ней свататься. Сватовство, состоявшееся весной 1857 года, закончилось неудачей. Маша была светской барышней, и Леонтьев в одолженной у Шатилова порыжевшей дубленке не казался ей подходящим на роль избранника. Но Леонтьев не слишком переживал из-за полученного отказа: этот роман был легким, придающим полноту жизни – не более того. Не будь у Маши 25 тысяч приданого и нескольких поместий, Леонтьев вряд ли сделал бы девушке предложение…
О том, что влюбленность не была серьезной, свидетельствует то, что Леонтьев не забывал тогда и Лизы – время от времени он навещал ее в Феодосии. «В 70-ти верстах от Шатиловых на берегу бушующего моря, в тени огромных генуэзских башен, – вспоминал Леонтьев, – молодая, страстная, простодушная любовница, к которой несколько раз в зиму возил меня сам Шатилов, говоря: «allons a Cythere» или «Rien qu’un petit tour a Paphos»[144], и когда вдали на краю степи показывались в одном месте темносиние высоты тех гор, за которыми жила моя безграмотная, наивная и пламенная наложница, – он декламировал: «C’est la que Rose respire… C’est le pays des amours… C’est le pays des amours…[145]»[146]
Летом 1857 года Леонтьев, так и не получивший еще бумаг об отставке, вернулся из отпуска в феодосийский госпиталь. А 10 августа 1857 года бумаги наконец-то пришли, – Леонтьев был уволен с военной службы. В Москву он собрался только поздней осенью, – причины задержки были все те же: отсутствие денег и Лиза. Но когда настал, наконец, час возвращения на родину, Леонтьев описывал его так: «Другие доктора возвращались с войны, нажившись от воровства и экономии; – я возвращался зимою, без денег, без вещей, без шубы, без крестов и чинов»[147].
В Россию он ехал на долгих – 18 дней; от Крыма до Харькова – с обозом, груженым виноградом (так было дешевле). В Курске Леонтьев понял, что денег добраться до Москвы все-таки не хватит. Ему пришлось прибегнуть к помощи своего попутчика, и вторую половину дороги он ехал впроголодь, обедая с мужиками за 15 копеек на остановках, а про табак и вовсе пришлось забыть. Он сидел в скрипучем возу и читал вслух Беранже, томик которого захватил с собою в дорогу. «Так я ехал, – вспоминал Леонтьев, – бедствуя и наслаждаясь сознанием моих бедствий; ибо я был один из очень