Размер шрифта
-
+

Конец сказки - стр. 26

Ну да пес с ними. Живы – так и живы. Баюн сделал все, что мог. Им теперь его здесь не достать, а Кащей уж всяко с ними расправится.

Даже немножечко жаль этих сук, как ни удивительно. Не убили же все-таки. И даже кормили. Странно это было для Баюна – странно и непривычно.

Сколько он себя помнил, люди охотились на него всегда. С луками и рогатинами, собаками травили. Выходило у них, конечно, ровным счетом ничего, место пустое. Не таков чудесный зверь Баюн, чтоб простые двуногие его одолели. Сам он их всегда одолевал. Одурманивал, усыплял, терзал и жрал.

Мурлыча при этом сказки.

Но путешествие с Ванькой и Яремкой что-то в нем переменило. Заставило призадуматься. Баюн вдруг понял, что не обязательно ему вечно воевать с людьми, убивать их и самому гонимым быть. Можно сыскать и правильных людей. Уважительных к кошкам и ценящих чудесных зверей. И жить при них можно припеваючи, день-деньской мурлыча сказки и вкушая лакомства.

Всяко лучше, чем ловить зайцев в мерзлом лесу.

Именно так у него и получилось. Ученый кот добрался до Царьграда, высмотрел в нем важного вельможу, привлек его внимание, сумел договориться на хороших условиях… и вот, оказался при императорском дворе. Лежит теперь на парчовых подушках, усы в сметане, а придворные дамы разве не дерутся за право его погладить.

Кому попало Баюн себя гладить не позволял.

Вот сейчас он некоторое время терпел почесывание за ушком от императрицы, а потом деликатно, но твердо отстранил ее лапой.

– Довольно, – строго сказал он. – Так вот, значит, взял Синяя Борода свою жену под белы груди, поставил на четвереньки…

Сказки с перчинкой при дворе императора Генриха особенно любили. Что франки, что римляне. Благородные дамы закрывались веерами, алели до самых ушей, но продолжали слушать.

А сидящий в углу писец скрупулезно запечатлевал каждое слово на пергаменте. Император быстро смекнул, что речи кота Баюна – они драгоценны.

Баюн и сам начал понемногу учиться читать и писать. Запало ему в душу предложение Яремки Серого Волчка одарить белый свет летописью. Чтоб не другим доверить, а самому.

И читать он уже более-менее научился. Мудреное ли дело? Смотри себе на текст, а буковки сами оживают, сами свою историю рассказывают. Баюн даже подивился, отчего ему раньше это в голову не приходило.

А вот писать оказалось куда тяжелее. Трудно макать перо в чернила, когда у тебя лапки с подушечками. Но ученый кот не сдавался.

– Еще сметаны! – капризно мяукнул он, переворачивая опустевшую миску. – И блинов! С вязигою!


А далеко на полуночи в древнем лесу завывал буран. В глухих дебрях брела и дрожала легко одетая девчушка. На щеках у нее засохли слезы – она уже битый час оплакивала свою долю. Горькую, сиротскую.

Страница 26