Конец режима. Как закончились три европейские диктатуры - стр. 5

Всем им противостоят пылкие враги тирании, готовые по первому зову идти на баррикады. У тирана есть мудрый старый враг, который понимает, что для победы нужно вступить в сговор со слабым звеном в окружении властителя. Есть священник, которому тиран когда-то оказал услугу, но теперь тирания не в моде, и, чтобы сохранить авторитет у паствы, он покидает тирана. Есть потомок законного правителя, который должен править вместо тирана. И есть его сын, которому тиран благоволит в обход отца, чтобы тот был обязан властью ему одному. Но и сам тиран за долгие годы меняется.

Франко крайне удивился бы, узнав, что в Советской России, в полемике с которой он провел всю свою жизнь, установится власть, отдаленно похожая на его собственную. Пожалуй, он счел бы это своей посмертной победой, если бы будущий российский режим не сохранил ностальгию по предшествовавшему советскому, в наследство от которого осталось сочувствие к республиканской Испании и культ победы над европейским фашизмом, подражателем и другом которого был Франко. Впрочем, период разочарования в социализме в России к сочувствию друзьям-республиканцам добавил симпатию к правым рыночным диктатурам, которые смогли обуздать собственных коммунистов. Ведь режим Франко воплощает один из вариантов альтернативной российской истории – победу белого генерала в Гражданской войне.

Переход от тирании к демократии интересует не только жителей авторитарных стран, которые примеряют его на себя. Он интересует людей вообще. Переход от власти одного к власти всех, от прав для немногих к правам для большинства – универсальный общечеловеческий сюжет, любимый во все времена. Еще античные историки подробно рассказывали об установлении и падении древних тираний и формировали норму поклонения тираноборцам.

Падение режимов в Испании и Португалии еще и мой личный сюжет. Вместе с тюльпанами в ящиках для цветов за окном, подвижными полосами света, обозначающими на потолке путь таинственных ночных машин, доносимыми ветром плевками первомайских духовых оркестров в раннем детстве, на самой заре сознания, я помню на экране советского черно-белого телевизора под разросшейся на стене домашней монстерой бегущих по незнакомым, залитым солнцем улицам, припадающих к укрытиям чужих солдат в необычных, не наших шапочках и новое слово «Лиссабон» в приятном ворковании диктора. И позже, в уже подростковой памяти, необъяснимую радость от того, что в капиталистической Испании победили очень хорошие люди, почти наши, и значит, наш мир добра еще немного расширился, и там, в новой части этого мира, теперь красивый премьер-министр социалист Гонсалес с честной улыбкой, молодой даже на взгляд ребенка.