Кому же верить? Правда и ложь о захоронении Царской Семьи - стр. 55

Следовательно, если принять как достоверный факт заверения Авдонина, то становится непонятным вся детективная эпопея вокруг документа главного участника расстрела, который один из «изыскателей» (Рябов) получает от сына того самого «главного», а другой (Радзинский) «случайно» находит в московском архиве. Если поверить Авдонину, что в самые что ни на есть глухие советские годы, в период особой обострённости со стороны партийной власти и карательного ведомства в отношении всего, что так или иначе связано было с событием в доме Ипатьева, который к тому времени был уже снесён с лица земли, какой-то малоприметный кандидат геолого-минералогических наук, что-то прочитав из воспоминаний екатеринбургских большевиков, спокойно, собственной инициативой, без всякой посторонней помощи и попечительства всё видящих и всё знающих органов (местные жители заложили бы в первые пятнадцать минут), ничего не боясь, находит захоронение, в котором покоятся останки последнего русского Царя, то это значит, что ни одному слову Рябова и Радзинского верить нельзя.

Если же фантазирует Авдонин и приписывает себе тщеславия ради (или по другой причине) заслуги, которые во всяком случае не одному ему принадлежат, и эти амбициозные претензии сохраняются в документах, представленных в Правительственную комиссию, то приходится предполагать, что сие не личная инициатива екатеринбургского геолога, а тенденция, идущая откуда-то извне. Ведь иначе трудно объяснить постоянно меняющуюся картину. Могильник на Коптяковской дороге, долгое время фигурировавший как «находка Рябова», сначала трансформировался в «находку Рябова и Авдонина», а затем, когда было возбуждено уголовное дело по факту гибели Царской Семьи, превращается уже в «находку одного Авдонина». С того момента Рябов сгинул в небытие (как многие полагают, не по своей воле), уступив «пальму первенства» Авдонину, своему бывшему соучастнику по «археологическим» изысканиям, который на удивление очень скоро вошёл в роль главного действующего лица. Конечно, никогда не посмел бы Авдонин по собственному почину так беспардонно поступить с человеком, которому он, может быть, обязан был своим участием в столь «рискованном» тайном предприятии, не имея на то соответствующего покровительства (без «эгиды» Щёлокова, которой Авдонин обязан Рябову, он бы никогда не посмел раскапывать могильник на Коптяковской дороге), да и Рябов без некоего распоряжения вряд ли добровольно, из гуманных соображений согласился бы пожертвовать мировой своей славой. Человек он самолюбивый, амбициозный и не без тщеславия. Следствие, осуществляемое прокурором-криминалистом Соловьёвым, понятно, на подобные «пустяки» внимания не обращало.