Комната снов. Автобиография Дэвида Линча - стр. 17

Тем летом умер мой дедушка Линч, и я был последним, кто застал его живым. Ему ампутировали ногу, и она так и не зажила из-за сильной закупорки артерий. Она была такой сильной, что дедушке приходилось оставаться на попечении медицинских сестер вместе с еще пятью-шестью людьми. Мама и бабушка навещали его каждый день, но однажды они не смогли пойти и сказали: «Дэвид, не сходишь проведать дедушку, а то у нас сегодня не получается?», и я согласился. Часть дня пролетела быстро, было уже поздно, потом я вспомнил о том, что должен был навестить деда, так что я одолжил велосипед у паренька из школьного бассейна и поехал на Шошоун стрит. Он был там, во дворе, сидел в инвалидном кресле и дышал воздухом. Я сел рядом, и мы здорово поговорили. Я не помню, о чем – может, я спрашивал его о днях его молодости, и там были такие моменты, когда никто не говорил – но мне всегда нравилось просто сидеть с ним. А потом он сказал: «Ладно, Дэйв, мне пора возвращаться», а я: «Хорошо, дедушка». Я сел на велосипед и, уезжая, обернулся и увидел, как за ним выходят медсестры. Я ехал вниз по улице и наткнулся на зеленый деревянный гараж, который закрыл мне вид, так что последнее, что я увидел – как медсестры направлялись к нему.

Оттуда я направился к дому Кэрол Робинсон, потому что ее брат Джим Барратт собрал бомбу размером с баскетбольный мяч и мы собирались ее взорвать. Он установил бомбу на свежеподстриженной лужайке, которая вкусно пахла травой. Я давно не встречал такого запаха и даже не знаю, стригут ли газоны здесь, в Лос-Анджелесе. Итак, наверху бомбы установили фарфоровое блюдо около полуметра в диаметре и зажгли фитиль. Эта штука рванула так, что не описать. Взрыв подбросил блюдо в воздух метров на шестьдесят, разметал повсюду грязь, а газон красиво дымился, столб дыма поднимался на три-четыре метра. Одна из самых потрясающих вещей, что я видел.

Прошло некоторое время, и я услышал сирены и подумал, что полиция в пути, поэтому я помчался к бассейну и отдал парню его велосипед. Когда я возвращался домой, то на пороге увидел маму. Она направлялась к машине, но, увидев меня, остановилась и начала яростно махать. Я ускорил шаг, подбежал к ней и спросил, в чем дело, а она ответила: «Твой дедушка». Я быстро довез ее до центра Бойсе, где лежал дед, и пытался припарковаться, пока мама шла к нему. Она вернулась спустя пятнадцать минут, и я в то же мгновение понял, что что-то произошло. Мама села в машину и сказала: «Твой дедушка умер».

Я пробыл с ним все пятнадцать минут до того, как это случилось. Проигрывая эти воспоминания в голове снова и снова, я понимаю, что, когда он сказал: «Дэйв, мне пора возвращаться», с ним уже было что-то не так. Вероятно, у него случилось внутреннее кровоизлияние и он не хотел показывать это мне. Ту ночь я просидел с бабушкой – она хотела слышать все о моем визите к нему. Позже я сложил два и два и понял, что те сирены не были полицией – это была «скорая» для дедушки. Мы с бабушками и дедушками были близки, со всеми четырьмя, и дедушку я потерял первым, я так сильно его любил. Для меня стало настоящим ударом, когда не стало дедушки Линча.