Комната с привидениями - стр. 67
– О, много, много лет! – встрепенувшись, отозвался Филипп. – Мне уже восемьдесят семь.
– И все они были веселые и счастливые? – тихо спросил ученый. – Веселые и счастливые, а, старик?
– Вон с каких пор я это помню – пожалуй, вот таким был, не больше, – сказал Филипп, показывая рукой чуть повыше колена и рассеянно глядя на собеседника. – Помню, день холодный, и солнце светит, и мы идем на прогулку, и тут кто-то говорит – уж верно, это была моя дорогая матушка, хоть я и не помню ее лица, потому что в то Рождество она захворала и умерла, – так вот, говорит она мне, что этими ягодами кормятся птицы. А малыш – то есть я – и вообразил, будто у птиц оттого и глаза такие блестящие, что зимой они кормятся блестящими ягодками. Это я хорошо помню. А мне уже восемьдесят семь.
– Веселых и счастливых! – в раздумье повторил Редлоу и сочувственно улыбнулся согбенному старцу. – Веселых и счастливых – и вы ясно их припоминаете?
– Как же, как же! – вновь заговорил старик, уловив его последние слова. – Я хорошо помню каждое Рождество за все годы, что учился в школе, и сколько тогда было веселья. В ту пору я был крепким парнишкой, мистер Редлоу, и, верите ли, на десять миль окрест нельзя было сыскать лучшего игрока в футбол. Где сын мой Уильям? Ведь правда, Уильям, другого такого не сыскать было и за десять миль?
– Я всегда это говорю, батюшка! – торопливо и почтительно подтвердил Уильям. – Уж вы-то самый настоящий Свиджер, другого такого на свете нет!
– Так-то! – Старик покачал головой и снова поглядел на веточку остролиста. – Многие годы мы с его матерью (Уильям – наш меньшой) встречали Рождество в кругу наших детей, у нас были и сыновья, и дочки, большие, и поменьше, и совсем малыши, а глаза у всех, бывало, так и блестят – куда уж там остролисту! Многие умерли, и она умерла, и сын мой Джордж, наш первенец, которым она гордилась больше всех, теперь совсем пропащий человек. А посмотрю я на эту ветку – и опять вижу их всех живыми и здоровыми, как тогда, и Джорджа я, слава богу, тоже вижу невинным ребенком, каким он был тогда. Это большое счастье для меня, в мои восемьдесят семь лет.
Редлоу, вначале пристальным и неотступным взглядом изучавший лицо старика, медленно опустил глаза.
– Когда мы потеряли все, что у нас было, оттого что со мной поступили нечестно, и мне пришлось пойти сюда сторожем, – продолжал старик, – а было это больше пятидесяти лет назад… где сын мой Уильям? Тому больше полувека, Уильям!
– Вот и я это говорю, батюшка, – все так же поспешно и уважительно откликнулся сын. – В точности так оно и есть. Дважды ноль – ноль, и дважды пять – десять, и выходит сотня.